День курсанта. Вячеслав Миронов

кирпичи. Они, вон, валяются.

      Мы с Хохлом и Ковалевым подтащили кирпичи, сложили их горкой под турником, тот встал, мы привязали его кисти рук к перекладине, потом убрали кирпичи из-под Бударацкого. Тот начал раскачиваться, чтобы сделать «солнышко». Я тронул Серегу за рукав.

      – Уходим.

      – Зачем? Посмотрим.

      – Пошли, потом поймешь.

      – Тикаем?

      – И очень быстро!

      Артуру Ковалеву и Сухому ничего объяснять не нужно было. Нужно уходить – значит, нужно.

      Мы спешно удалились. Спрятались за деревьями. Бударацкий упоенно крутил «солнышко». Потом повис на ремнях. Оглянулся. Вокруг никого. Ноги не достают до земли.

      Были слышны вопли:

      – Миронов, Бугаевский! Снимите меня! Сволочи! В нарядах сгниете!

      Потом, поняв, что стращать нас бесполезно, уже более жалостливо:

      – Парни, ну, хватит, пошутили, и хватит! Снимите! Эй! Эге-гей!

      Кисти рук, видимо, затекли уже сильно, врезались ремни. Так ему и надо!

      Мы давились от смеха. Громко нельзя смеяться, Бударацкий услышит. Согнувшись пополам от смеха, прикрываясь тенью от деревьев, пошли в лагерь. И тут же рассказали всему взводу, те – роте. Интересно было наблюдать, как рота мелкими группами, по десять человек, хоронясь в тени, наблюдала за извиванием Буды на перекладине. Он пытался то дотянуться носочками сапог до земли, ослабить давление на кисти. То соединял руки, пытаясь развязать путы. Ага! Сейчас! Это же брезентовый ремень! Он натянулся, впился, мы вязали на совесть, чтобы он не отвязался в полете!

      – А, может, стоило его плохо привязать, а? – Ковалев был задумчив.

      – Тогда бы у нас был другой старшина, а этого бы списали на не боевые потери.

      У нас уже поперла военная терминология. Занятия по тактике давали знать о себе!

      – Да, нет. Он сам просил, чтобы посильнее затягивали. А вдруг бы жив остался? Это не есть хорошо! Он бы нас тогда порвал.

      – Он и сейчас нас порвет. Когда освободится.

      – Скажем, что нужно было приводить себя в порядок, готовиться к завтрашнему дню.

      – Ладно, что-нибудь придумаем.

      Народ стал подтягиваться в курилку. Все пересказывали друг другу об ужимках старшины.

      Пусть маленькая месть, но она состоялась. И всем было хорошо.

      – Буду сорок первая рота освободила из плена.

      Принесли дурную весть. Конечно, он же не мог там висеть до первого снега.

      Бударацкий несся, как локомотив, на ходу потирая запястья. Он быстро шел в нашу сторону.

      – Миронов! Я тебя! Тебя в порошок! В нарядах сгною!

      – За что? – я сделал самое невинное лицо, на которое только способен был.

      – За то, что бросили командира умирать!

      – Где умирать? – злоба Бударацкого меня тоже заводила на драку – Кто умирал? На перекладине? На ней еще никто не умирал. А то, что сами приказали привязать покрепче – сами виноваты. А мы ушли готовиться к завтрашнему дню. Команды отвязывать не было. Была бы команды, то мы бы и отвязали!

      – Правильно, – кто-то из толпы поддержал меня – Как