О любви и смерти (сборник). Макс Фрай

и такие бессмысленные, ничего не означающие сны, хоть и непросто в это поверить.

      Надо же, какое откровение.

      – Но, если что, – добавил он, – имейте в виду: каждый день, включая выходные, я пью кофе в кафе возле ратуши. В одиннадцать утра.

      – А если кафе закроют?

      Сам не знал, зачем спросил. Какая разница?

      С другой стороны, лучше заранее знать, какое еще место, кроме Ратушной площади, теперь лучше обходить десятой дорогой. Или даже одиннадцатой. Чтобы уж точно никого нигде никогда случайно не застать.

      – Еще лет шесть не закроют, – уверенно сказал блондин. – А к тому моменту рядом откроется два других, оба очень хорошие. Даже не знаю, какое выбрать; впрочем, этот вопрос еще какое-то время ждет.

      Да уж. Кто бы спорил.

      – Если будет желание, заходите, – предложил блондин. – Не обязательно устраиваться на работу. Можно просто поболтать. Иногда побыть рядом с тем, кто видит твою подлинную природу и принимает ее вместо того, чтобы инстинктивно шарахаться, большое облегчение. Вы же наверное думаете, что плохо сходитесь с людьми. И в любви вам не очень везет, верно? Привыкли обвинять во всем свой нелюдимый характер. А дело совсем не в нем.

      Подумал: «Ну уж нет. Я – нелюдимый хмырь, это любому ясно. И в любви мне действительно просто не очень везет. Хотя пару раз складывалось совсем неплохо, особенно поначалу… Ай, ладно. Таких как я нелюдимых хмырей очень много, не все же они чудовища. Это было бы как-то слишком».

      Но вслух ничего не сказал. Просто ушел.

      Блондин сдержал слово, остался сидеть на скамейке, даже не попытался догонять. Какая жа…

      Нет, не «жалость», а «радость». Какая радость, что меня наконец-то оставили в покое, вот так надо формулировать. Что за херня творится у тебя в голове, мой бедный чокнутый я?

      …По дороге ни разу, то есть, честно, вообще ни разу не попытался посмотреть боковым зрением на собственные отражения в зеркальных стеклах витрин. Хотя такая идея, конечно, приходила в голову. Но не как соблазн, а как самый страшный страх. Как в детстве, на трещину в асфальте наступить. Или пройти через «собачьи ворота». Или нарушить еще какое-нибудь страшное дворовое табу.

      Дома, как и предсказывал рогатый великан, в смысле коренастый блондин, сразу упал и уснул. И проспал как убитый не до вечера даже, до четырех утра. Больше двенадцати часов – ничего себе рекорд.

      Зато чувствовал себя отлично. Спокойным и умиротворенным. И самое главное, все увиденные, услышанные и сказанные за прошедший день глупости благополучно вылетели из головы. Ну, то есть, какие-то воспоминания остались. Но без особых подробностей.

      Вот и хорошо. Быть психом совсем не так интересно, как кажется. Попробовал, не понравилось, больше не хочу.

      И в зеркало смотреться пока не хочу. Мало ли что спросонок померещится, а мне с собой еще жить и жить.

      То-то и оно.

      Сварил себе много-много кофе, добавил в него много-много молока. С огромной