Избранное. Нина Ягодинцева

часы…»

      Внезапный снегопад остановил часы.

      Лавиною сошёл с невидимой вершины!

      Как занавес, упал – застыли, недвижимы,

      Привычные черты привычной суеты.

      Нам некуда идти. Сырым тяжёлым гнётом

      Деревья клонит ниц до хруста в позвонках.

      И то, что вознесли до неба на руках,

      Теперь лежит в грязи, плывёт холодным потом.

      Всё будет хорошо. Растает, зарастёт,

      Запустим время вновь – пойдут по кругу стрелки

      На башне городской в золоченной тарелке –

      Но этот снегопад, и ужас, и восторг

      Останутся как весть о грозном, несказанном,

      О родине стихов, о лежбище лавин,

      Чей лёгкий синий флаг летит, неуловим,

      И поднимает ввысь легко, одним касаньем.

      «Русское солнце, дорожное, скудное светом…»

      Русское солнце, дорожное, скудное светом…

      Очи в слезах – только я не узнаю об этом.

      Грошик серебряный – хлеба купить или просто

      В стылую воду забросить с Калинова моста?

      Дайте вернуться опять по старинной примете

      В эти скупые края, где серебряно светит

      Русское солнце, плывущее хмарью февральской,

      Детское сердце терзая тревогой и лаской!

      Русское солнце! Холодное, ясное, злое,

      Словно присыпано давнею белой золою,

      Словно обмануто, брошено, но, воскресая,

      Из кисеи выбивается прядка косая.

      Медленно-медленно, свет собирая по искрам,

      Я проникаюсь высоким твоим материнством:

      Это душа твоя ищет меня, как слепая,

      Бережным снегом на тихую землю слетая…

      «Так тигр подходит к бабочке, смеясь…»

      А. К.

      Так тигр подходит к бабочке, смеясь

      И в первый раз пьянея на охоте…

      Он осторожно втягивает когти:

      Откуда эта радужная вязь,

      Откуда эта пряная пыльца

      И воздуха неуследимый трепет?

      Он морщит нос и любопытство терпит,

      Как терпят боль, пощады не прося.

      Он тянется, дыхание тая,

      Он видит всю её, почти не глядя,

      В разлёте крыл, как в крохотной тетради,

      Прочитывая буквы бытия.

      Потом уходит, мягок и тяжёл,

      Своей кровавой славе потакая,

      Легко угрюмый воздух обтекая,

      Запоминая то, что он прочёл.

      Она живёт ещё какой-то час,

      Ещё какой-то век своей свободы,

      Со всей великой библией Природы

      Одною этой встречею сочтясь.

      «Зима стояла у киоска…»

      Зима стояла у киоска,

      У самых нежных хризантем,

      И капли голубого воска

      Стекали вдоль стеклянных стен.

      Угрюмый город спал, неприбран,

      И ты сказал: «Душа болит…»

      Цветам, как будто странным рыбам,

      Был свет до краешка налит.

      Они плескались, лепетали

      И вглядывались в полумглу,

      Растрёпанными