Труба и другие лабиринты. Валерий Хазин

тогда утешает, когда становится книгой.

      Оглядишься, и станет видно: может, для того и случилось то, что случилось в доме номер девять по улице Завражной, чтобы стать чем-то вроде сказания, повести или саги.

      И с тем нужно снова приблизиться к дому и сделать то, что хотелось сделать, но не так, как хотелось раньше. А явиться в один миг – как бы автор и персонаж, как бы режиссер и актриса вместе, – так что будет не интервью, а преследование, диверсия и контрразведка.

      И некоторые спросят: кто эта, что поднялась от пустынных пространств, как бы столбы дыма, и воспаряет, дыша духами и туманами?[133]

      А другие нахмурятся: кто эта, блистающая, как луна, откуда грозная, как полки со знаменами?[134]

      И ответом будет – от обхода земли и обмера берегов[135]. И начнется разговор о правилах привлекательности и Луна-парке в Вольгинске, об американских психопатах и «Гламураме», а потом надо лишь приступить с простыми вопросами: кто первый и кто последний; где доля от поделенного, и кто главный, чтобы наделять?

      И скоро оглянешься и увидишь многих, обратившихся в информаторов, и начнут слова укладываться сами собой, и забрезжит праздник повествования, так что все романы мистера Брета Эллиса будут стоить меньше, чем Зеро.

      И, может быть, семь раз придется обойти с первого этажа по девятый, прежде чем приоткроется, как обещано, сокрытое, и лягут в ладони все нити скоротечные, и сплетутся в узлы, и станут в руках полотном многоцветным, или книгой.

      И дрогнут потом самые толстые животы, крутые задницы и выдающиеся члены самых важных собраний, клубов и диаспор, но никому не дано будет различить, где лгала сказка, а где смущала быль.

      И никому уже не позволено будет дотянуться сквозь текущие огни дальних столиц, и только репортеры столпятся, толкаясь локтями, умоляя об интервью или хотя бы о росчерке пера на глянце…

      А тем временем – изумительно легковесным будет это время – останется лишь посмеиваться, вспоминая «Гламураму», оглядывая Вольгинск с роскошных суперобложек…

      И пронесутся дымом все псевдонимы, но останется имя – одно имя, трепещущее на ветру литературной славы.

      И в кровь искусает свои пухлые губки от зависти сама Роксана Гобски[136]…»

      Так говорил Шафиров.

      И, по слову его, она приблизилась к дому, и восходила, как бы столбы дыма, с этажа на этаж, но не с собственным именем, а с каким-либо из девяти псевдонимов. И приступала с вопросами, и подбирала слова, и донесла, передавая Шафирову, девяносто девять тысяч слов.

      А потом, прежде чем прекратить дозволенные речи[137], опустила глаза долу и ладони на колени: и если невозможно – промолвила – увидеть или потрогать сказочный хронограф, оставленный благородным норвежским гостем, нельзя ли хотя бы узнать, к какому ювелирному дому принадлежал он – Шопар, Булгари[138] или все же Луи Вюиттон?

      6

      И вот имена тех,

133

…кто эта, что поднялась от пустынных пространств, как бы столбы дыма, и воспаряет, дыша духами и туманами?

Контаминированная парафраза стихов Песни Песней (3:6) и уже цитируемых строк из стихотворения А. Блока «Незнакомка».

См. Песнь Песней, 3:6: «Кто эта, восходящая от пустыни как бы столбы дыма, окуриваемая миррою и фимиамом, всякими порошками мироварника?»

134

…кто эта, блистающая, как луна, откуда грозная, как полки со знаменами?

См. Песнь Песней, 6:10: «Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами?»

135

И ответом будет – от обхода земли и обмера берегов…

Контаминированная парафраза стихов из книги Иова (1:8; 2:2) и романа Валерия Хазина «Каталоги Телегона» 2001 г. (опубликован в российском журнале «Октябрь», № 8, 2003). Протагонист романа, Телегон говорит:

«Стоило слову … попасть на язык Одиссею, – и оно тут же оборачивалось то дугою луны, то нитью веретённой, то зевом пещеры и обмером берегов, а ещё тенью ветра, нутром астрагала, следом змеи, пожирателем снов, воротом ночи, вздохом деревьев, винною тьмою, тропой облаков…»

Некоторые исследователи полагают, что этим набором метафор эвфемистически обозначался табуированный комплекс понятий, связанный со временем.

136

…сама Роксана Гобски…

Имя искажено. Прототип (если таковой имелся) не установлен.

137

…прежде чем прекратить дозволенные речи…

Еще одна клишированная формула, заимствованная рассказчиком из книги «Тысячи и одной ночи».

Словами «и она прекратила дозволенные речи» завершается с наступлением рассвета очередной рассказ Шахерезады.

138

Шопар, Булгари

Современные крупнейшие дома моды: Shopard, Bvlgari.