Жизнь на палубе и на берегу. Владимир Шигин

ж мы, братцы, струхнули? Россейские матросы мы али зайцы дрожащие?

      Подошел к одному конопатому, что больше других насмехался:

      – Давай-ка хоть с тобой об заклад ударимся на вина кварту?

      Уразумев в чем дело, англичанин обрадовался, закивал согласно головой:

      – Йес, йес!

      Гурьбой, предвкушая интересное зрелище, поспешили матросы на «Европу». Подле не разоруженной еще грот-мачты начал конопатый деланно приседать, руками размахивать. Намахавшись вдосталь, послал англичанин своим поцелуй воздушный и под ободряющие крики полез по вантам. Быстро взобрался на гротовый флаг-шток и, к всеобщему изумлению встал на самом его краю с ног на голову, затем перевернулся и ловко спустился вниз. Смоляные куртки ревели от восторга. К месту поединка сбегались все новые и новые толпы русских и англичан. Подошел и евстафиевский боцман Евсей, встал в отдалении, покуривая трубку, да молча поглядывал на происходящее.

      Наглядевшись на английские выкрутасы, наши приуныли:

      – А ихний – хват, тяжело с ним тягаться!

      – Давай, Леха, коль груздем назвался, полезай в кузовок, – ободряли неуверенно.

      Ответное слово теперь было за Ившиным, Алексей держался гоголем, хруст костьми, поплевал на руки.

      – Ладно, братва! – махнул своим. – Ежели что, чаркой помяните!

      Скинул бастрог свой полосатый, до прорех заштопанный, и полез наверх. Леха Ившин – комендор, а не марсовый, и по этой причине лазанье по вантам дело для него не совсем привычное. Карабкался Леха кое-как и думал с тоской: что делать, шут знает. Выше клотика все одно не влезешь. Ногами кверху отродясь не стоял. А делать нечего, до слова крепись, а давши – держись!

      Снизу свистели и улюлюкали, а забирался комендор тяжело, по-медвежьи, без той ловкости, что настоящим марсофлотам присуща. Кричали «смоляные куртки», что не по правилам матросским русский лезет, хохотали, аж по палубе катались. Наши, наоборот, печалились крепко, на все это глядючи, Леху Ившина за позор такой втихоря материли. К одному из сквернословов подошел Евсей, прикрикнул, брови насупя:

      – Цыть ты, мореходец знатный! Не спрашивай сначала, жди конца!

      Леха меж тем до клотика добрался, дух перевел. Вниз поглядел, что делать дальше, пес знает! А, была не была! Решился – авось сдюжу!

      Ухватился комендор за клотик обеими руками да перевернулся ногами вверх. Толпа ахнула. А Леха зацепился ногами за бом-брам-ванты и съехал до бом-салинга. Затем ухватился руками за марс и живо спустился вниз.

      Над палубой «Европы» гремело дружное «ура». Англичане безмолвствовали. Конопатый будто сразу меньше стал, поглядывал хмуро. Леха, как спустился, сразу к нему:

      – Ну, англиец, видал мою штуку? Вот выучишься по-моему, тогда и об заклад бейся, а счас тащи сюды кварту!

      Набежали свои, схватили, начали в воздух подкидывать. Когда страсти понемногу утихли, подошел и Евсей, руку пожал.

      – Спасибо, Ившин, – сказал, – но не за то, что козлом по мачте прыгал, а за то,