Каспийская книга. Приглашение к путешествию. Василий Голованов

Мы поехали в город и для начала осмотрели памятники времен первого нефтяного бума, которые мне грезились вчера и которые правительство решило-таки сохранить: немецкую кирху, превращенную в зал органной музыки, Национальный музей истории, занимающий целый квартал в стиле модерн, филармонию, Музей искусств и, наконец, особняки вроде «Дворца счастья» или «дома Хаджинского», которые во всем их архитектурном излишестве, рожденном к жизни избытком провинциальной фантазии первых нефтяных магнатов, теперь представляли собой, как и все прочие здания начала XX века, лишь экзотические вставки в дорогой монолит нового города. Весомо выглядели советские монструозы – Президентский дворец, Совет министров и здание парламента – придавленное, впрочем, гигантской стройкой. Будущее здание гостиницы «Flame Towers» («Башни огня»), призванной увенчать своим силуэтом город, возводилось с завидным знанием сопромата – оно буквально разламывалось на три куска, вернее, по замыслу, раскрывалось как бутон цветка тремя колоссальными лепестками. Лепестки должны были быть окрашены в цвета национального флага. Рядом с будущей гостиницей и парламент, и мечеть неподалеку от входа в парк Кирова казались просто игрушечными.

      Мы припарковали машину.

      И какого черта понесло нас в парк Кирова?

      Я-то думал, это просто старый парк, который чудом уцелел здесь, на верхних ярусах города, несколько запущенных аллей, чуть оттаявший запах субтропиков, остановившиеся карусели, железная дорога для детей, обзорная площадка…

      И вдруг мы очутились на кладбище.

      – Что это? – спросил я Азера.

      – Аллея шахидов.

      – В каком смысле «шахидов»?

      – Мучеников за веру, погибших за веру.

      – На Карабахской войне?

      – Да.

      Все здесь вывернуто наизнанку17 18.

      Я почувствовал, как холодные капли дождя стекают у меня по виску.

      Черные мраморные постаменты. На них во всех портретных подробностях были изображены убитые: в основном молодые мужчины. Симпатичные. Усатые. Таким бы жить да жить… По дате рождения большинство могли быть моими братьями. Но по числу прожитых лет я оказался значительно старше. Им было по тридцать. Мне – почти пятьдесят.

      Пуля ударила мне в живот, и я минуту стоял не двигаясь, чувствуя, как острой болью приживается внутри ее беспощадная твердь, а из входного отверстия в теле безвольно выходит наружу сила жизни.

      Я ничего не думал, ничего не ощущал.

      Потом стал подниматься по лестнице, цепляясь за цементные перила.

      Помню, было дерево, и по веткам его уже прыгали, пересвистываясь, птицы.

      Мы оказались на смотровой площадке и смотрели сверху на город. Здесь валялись окурки, пахло мочой. Фуникулер не работал.

      Город был виден как на ладони: и трилистник строящейся гостиницы, и синяя арматурная конструкция будущего центра «отца нации», Гейдара Алиева, явно предполагающая

17

^I В своем изначальном мистическом значении слово «шахид» означает «свидетель», в котором Аллах прозревает свидетельство своего существования в человеке и который есть одновременно «искра Божия», «световой двойник» (просветленная духовная природа) человека и его вожатый в сверхчувственном мире. «Каким ты видишь шахида, таким и он видит тебя, и таков ты есть в себе самом. Твое созерцание стóит того, чего стóит твое существо; твой Бог есть тот, которого ты заслуживаешь; Он свидетельствует о твоем существе – светоносном или помраченном», – разъясняет это двуединство человека и его «вожатого» Анри Корбен («Световой человек в иранском суфизме», с. 126).

18

Концевые сноски (I, II, III и т. д.) см. в конце книги.