Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник). Юрий Бондарев

орудий, два ладных, подтянутых сержанта одинакового роста, торопливым эхом повторили команды, солдаты, кто суетливо, кто нехотя, опустив воротники, забегали у колес орудий, выказывая нарочитую старательность.

      – Лейтенант Прошин, ведите первое орудие. Командиры орудий, ко мне!

      Первая упряжка тронулась. Ездовые что есть силы натягивали поводья, коренные лошади, хрипя, мотая головами, приседали на задние ноги; передок, тяжестью орудия наваливаясь на коренных, вальками ударял по ногам. Упряжка спускалась в туман. Когда же второе орудие нырнуло в белесую мглу, Ермаков строго взглянул на командиров орудий и, несколько удивленный, помолчал. Перед ним стройно вытягивались два одинаково молодых сержанта, одинаково большеглазых, одинаково широкоплечих.

      – Кажется, я не пьян, – немного отходя от прежнего чувства злости, сказал Ермаков, – но у меня вроде двоится в глазах. Вы что, близнецы?

      – Так точно, товарищ капитан, – ответил один из сержантов.

      – Что же, все время вместе воюете? Давно на войне?

      – Так точно, товарищ капитан, второй год.

      – Вы откуда сами?

      – Из Москвы, товарищ капитан.

      – Здорово! Земляки, значит! Где жили?

      – На Таганке, товарищ капитан, а вы?

      Один из братьев улыбнулся детской, чистой улыбкой, и другой улыбнулся тоже, словно в зеркале отразилось.

      – Я? В Сокольниках! Ну, как же мне различать вас, братцы? Ваша фамилия?

      – Березкины, товарищ капитан. А в батарее нас различают по именам: сержант Николай Березкин и сержант Андрей Березкин. Это только сейчас так. Вы к нам привыкнете. Будете различать.

      Ермаков засмеялся.

      – Черт его знает, первый раз на войне встречаюсь с близнецами! – И, перегнувшись с седла, спросил: – Вы мне вот что скажите, Березкины: состав расчетов из пополнения?

      – Так точно, товарищ капитан. Из Сумской области.

      – В боях были? Или прямо к Днепру от печек?

      – Никак нет, были в одном бою. Ничего. Конечно, не совсем.

      – Ладно, проверю! По местам, Березкины!

      Спуская коня по покатой дороге в долину, к орудиям, он услышал свежий голос лейтенанта Прошина. Лейтенант шел возбужденный, невесомо ставя ноги в хромовых сапожках, сияя навстречу улыбкой Борису как давнему знакомому.

      – Что, отдых, товарищ капитан?

      – Какой отдых? – ответил Ермаков, с внезапной неприязнью увидев на молодом, веселом лице Прошина тонкие светлые усики. («Подражает Ананяну, что ли?»). – Отдых будет на том свете, поняли? А усы зачем, усы?..

      И, чувствуя, что сказал грубо, оскорбляюще, он нисколько не осудил себя за это, хлестнул лошадь, проскакал мимо обиженно покрасневшего Прошина, мимо солдат и орудий, мимо потных, поводивших боками упряжек. Он многое видел на войне и чувствовал за собой право так говорить с людьми, потому что презирал «сантименты» и больше других знал