Темная история. Ольга Шумская

негде, и Габриэль побежала к входу в парк, поскальзываясь на брусчатке, но каким-то чудом так ни разу и не упав.

      Ей показалось, что Филипп что-то крикнул вслед, но Габриэль обернулась, лишь нырнув под сень высоких сосен, принявших на себя всю ярость ливня. Она отыскала его взглядом, и у нее перехватило дыхание.

      МакГрегор стоял на границе круга брусчатки и асфальтовой дороги, ведущей в парк. Дождь лился на его непокрытую голову, но это было меньшей из проблем.

      Он был не один.

      Наверное, они вышли из-за строительного забора – эти четверо, одетые в черное и по самые брови натянувшие облегающие вязаные шапки. Берлинская шпана, безработные хулиганы, не способные и не желающие заниматься ничем, кроме нелегальной деятельности.

      Ее самой первой, бездумной реакцией было броситься на помощь – но Филипп резко дернул головой, встретившись с ней глазами, и Габриэль закусила губу, сообразив, что он не хочет ее вмешательства. Непроизнесенное ругательство замерло у нее на губах, когда чужаки окружили МакГрегора.

      – Поздновато для прогулок, – протянул кто-то из четверки; его немецкий был искажен восточным акцентом.

      Предводитель, коренастый и невысокий, многозначительно покосился в сторону входа в парк, и Габриэль увидела, как нехорошо сузились глаза Филиппа. Ей не было страшно; почему-то самым сильным чувством сейчас была досада – на этих чужаков, испортивших прогулку, замаравших в ее глазах ночной Берлин.

      Чтоб вы провалились.

      Филипп неторопливо провел рукой по лицу, смахивая капли дождя.

      – Заняться нечем? – его голос был спокойным, без малейшей нотки страха, и это, казалось, еще больше раздразнило нападающих. Габриэль увидела их изменившиеся, напряженные позы – стая готовилась атаковать.

      Она поискала взглядом камеры и все-таки еле слышно выругалась с досадой, увидев, что видеонаблюдение было направлено лишь на фонтан. Площадь была пустой, и в такую погоду вряд ли следовало ожидать, что кто-то из прохожих сподобится вызвать полицию, – хотя бы уже просто потому, что все добропорядочные берлинцы давно уже почивали в уютных кроватях, готовясь к новому рабочему дню. Город просыпался рано…

      Сама Габриэль вызвать полицию не могла: мобильный телефон, надоевший и в своем роде опасный, оставался в гостинице.

      Нужно завести новый номер.

      – Да вот как раз нашли занятие. – Немецкий предводителя был лучше, не таким акцентированным, но все же нес в себе мягкие обертона чужого языка. Скорее, турки, а не арабы. – Давай деньги, – он кивнул в сторону парка, – а то придется взять с твоей подружки. Натурой.

      Вместо ожидаемого укола страха Габриэль почувствовала прилив злости – и, словно в зеркале, увидела отражение той же мрачной злости на лице Филиппа. Угрозы, шантаж, попытки запугать… на каком этапе вместо страха возникает раздражение? Усталость?

      – Ничего нового, – в голосе МакГрегора сквозило странное разочарование. Габриэль затаила дыхание, заметив, как он склонил голову; напряжение