Зачем снятся сны. Анатолий Михайлов

пытаясь поймать мельчайшие изменения в течение болезни, но ничего обнадеживающего не находил.

      – Вы не боитесь? – вдруг спросила Джулия. – Вы не боитесь заразиться этой страшной хворью.

      Петер вздрогнул. Вопрос поставил его в тупик, и он не знал, что ответить. Понимая опасность своей работы, возможность заразиться, он никогда, никогда его сам себе не задавал.

      – А я боюсь, – не дождавшись его ответа, сказала Джулия. – Боюсь, что заражу Вас и… потеряю. Я себе этого никогда не прощу.

      – Милая моя девочка, не думай о старике. Думай о своем здоровье, – поперхнувшись, сказал Петер, тронутый ее словами.

      – Я чувствую, чувствую, все будет хорошо. Вы рядом, и мне поможете.

      – Конечно. Иначе быть не может, – за спиной доктора, как можно мягче своим грубым голосом пророкотала Магда, входя с подносом.

      – Магда, Магда, мне бы твою уверенность, – Николаи задумчиво посмотрел на Джулию.

      – Я не хочу…, – сморщила она носик, глядя на заставленный едой поднос.

      – Надо, девочка, надо. Понимаю, что не очень хочется, но у голодной сил не будет бороться с клятой болячкой, – поймав ее взгляд добавила Магда.

      Петер поднялся, освободив ей место на стуле. Но она присела прямо на кровать, поставила перед Джулией поднос на ножках и стала ее кормить.

      – Давай, деточка, давай! – она подносила Джулии полную ложку ко рту и добавляла, когда та опустеет. – Вот молодец! Мы силушки наберемся и с болезнью разберемся.

      – У Магды появился талант к стихосложению, – слушая ее, подумал лекарь.

      Через полчаса Магда, накормив Джулию, вышла из комнаты. Петер, делая вид, что погружен в важные размышления, сидел в сторонке, склонив голову, искоса поглядывал на девочку. Солнечный лучик перестал метаться, словно котенок, пристроившись на ее одеяле. Джулия, удивленно его разглядывая, задумчиво улыбнулась.

      – Какой же она еще ребенок, – подумал Николаи. – Полуженщина, полудитя.

* * *

      Колька оторвался от ствола старого пожелтевшего клена, у которого топтал траву битый час и, пнув подвернувшийся под ноги камень, решительно двинулся к подъезду примыкающего к парку торцевой стеной трехэтажного кирпичного дома. На полпути остановился, некоторое время постоял на месте, переминаясь с ноги на ногу и о чем-то раздумывая, потом повернул назад и почти бегом вернулся обратно.

      – Трус! Трус несчастный, – обругал он себя.

      – А что я ей скажу? – уже в следующее мгновение спросил себя Николай, и, прижавшись спиной к шершавому стволу дерева, сполз вниз, опустившись на корточки. – Что я не верю… что мужа скоро обязательно выпустят? Его просто оболгали? Разве ее это успокоит?

      В лихорадочный поток мыслей неожиданно прорвалась одна, неприятная, от которой сразу в горле пересохло, тут же, подавив собой остальные, заполнила собой мозг.

      – Подонок Юрьич! – Колька зло выругался. – Отца в школу… Как мне ему объяснить, за что его вызывают?

      Он представил себе разговор Петрашова старшего с директором. Да, Кольку после этого разговора