Дочка для владельца Империи. Татьяна Тэя

яд тормозит на имени. Арина Васильева.

      Это шутка, что ли, такая?

      Внезапно образовавшийся ком в горле становится неожиданностью.

      – Где она? – бросаю сухо.

      – В первой городской.

      – А… ребёнок?

      – Там же. В детском отделении.

      Если верить бумагам, у меня дочь. Пятимесячная дочь. С красивым именем Ульяна. Именем моей матери, к слову. Если это развод такой, то Арине не поздоровится. Хотя, если прислушаться к этому сопляку и справкам из больницы, ей уже не очень. Авария. Серьёзные последствия. Кома.

      Арина оказалась хорошо продуманной аферисткой, не то чтобы я питал иллюзии насчёт этой девушки, свалившейся на меня, как снег на голову и вскружившей эту самую голову, но… Чёрт, до сих пор у меня на неё ёкало…

      Рука невольно тянется к галстуку, чтобы ослабить узел.

      Раздаётся лёгкий стук в дверь, и в кабинет заглядывает моя помощница.

      – Всеволод Петрович, инвесторы пришли.

      Какие к чёрту инвесторы? Голова забита другим. Нет, определённо я не могу сейчас думать о делах.

      – Георгию набери. Пусть встретит. И Романа Витальевича подтяни, пусть кого-то из финансов возьмут. Сегодня без меня. Мне срочно надо отъехать… по личному вопросу.

      Последнее говорю на случай, если Гера или Рома поинтересуются, что за Апокалипсис случился у их генерального. Пропускать важные встречи совсем не в моём стиле.

      Оля вопросов никогда не задавала. Вот и сейчас: кивает без лишних эмоций и закрывает дверь. Слышу, как цокают её каблуки, когда она удаляется от кабинета. В голове такая пустота, что привычные звуки кажутся оглушающе громкими.

      – И вы идите, – приказываю парню, но тот настырен до скрежета в зубах.

      В принципе, не такое уж плохое качество. Главное, чтоб с годами пыл не растерялся. Я знаю, как служба высасывает все силы и энтузиазм. Пример брата слишком ярко стоит перед глазами.

      – Так вы, значит, приедете?

      Я поднимаюсь из-за стола, и парнишка сглатывает, но плечи расправляет, ожидая ответа.

      – Это к делу не относится. Вы меня оповестили. Теперь свободны.

      Он решает не спорить, что-то там бормочет и пытается забрать документы, которые принёс с собой.

      – Оставьте. Всего доброго, – прерываю его жалкие попытки.

      И, наконец, остаюсь один. Сую руки в карманы брюк и шагаю к панорамному окну. Здесь на пятидесятом этаже «Империи» прекрасный вид на город. Особенно вечером. Мне нравится смотреть, как потоки трафика тянутся от центра к периферии. Чувствуешь себя чёртовым богом-громовержцем, наблюдающим за муравьиным копошением людей у себя под ногами.

      А сама «Империя» – огромный улей. Муравейником её как-то язык назвать не поворачивается. Только после одиннадцати вечера тут окончательно гаснет свет. Я привык работать допоздна. Особенно последний год. И те, кто в моей команде, знают, за что получают деньги. За результат.

      Нажимаю кнопку на интеркоме, чтобы вызвать Олю.

      – Машину через десять минут к главному входу.

      – Принято. Что-то ещё?

      Я колеблюсь, но отрицательно мотаю головой.

      – Нет.

      Результат. Возможно, сейчас я встречусь с результатом неосторожной и необдуманной связи, произошедшей почти полтора года назад. А что мне делать с ним… как поступить… решу потом.

      ***

      В первой городской суета. Ещё бы разгар дня. Я ненавидел больницы. Особенно последние два года до смерти отца. Это бесконечная череда реабилитаций, ожидание чуда, понимание, что чуда не будет. Мы увезли его в клинику в Израиль, где ему продлили жизнь ещё на три месяца. Каждый день был, как последний. Я тогда забил на бизнес, забил на всё, жить не хотелось. Особенно горько было смотреть на некогда сильного человека, потерявшего половину себя и превратившегося в немощь. Если со мной когда-нибудь случится нечто подобное – пристрелите меня сразу. Может, и отец этого хотел. Но мы делали всё возможное, чтобы выиграть время, и чуть-чуть нам это удалось.

      – Всеволод Петрович? – ко мне подходит зав отделением.

      Его, наверное, уже просветили, кто я такой и как со мной следует обращаться. Уверен, я выгляжу странным пятном в этом суетливом царстве слуг Гиппократа.

      Киваю, смотрю на мужчину чуть старше себя. Если мне тридцать два, то ему под сорок, а может, и меньше, просто перманентная усталость добавляет лет.

      – Детское отделение в другом крыле, но мы сейчас пройдём…

      – Мать покажите сначала, – перебиваю не совсем вежливо.

      – Пациент в реанимации, туда нельзя…

      – Я и минуты не задержусь, – смотрю на него, не моргая.

      Мне надо удостовериться, что это Арина. Та самая Арина. Лживая, изворотливая предательница. Если бы я не был убит уходом отца, она бы не за что не обвела меня вокруг пальца. Но предатели всегда бьют по больному. Всегда находят момент наибольшей уязвимости. В них нет ничего человеческого.