Южная роза. Ляна Зелинская

того, что её кузина, возможно, так и останется старой девой. Или, что гораздо хуже, совершит мезальянс и выйдет замуж за какого-нибудь кастиерского лавочника или негоцианта. Как тогда они смогут видеться? Разве пригласишь её в свой дом с таким-то мужем?

      – Пойдём со мной? – спросила Франческа тихо. – Не хочешь – она не будет тебе гадать, ты просто посидишь рядом. Ну, пожалуйста?

      – Ладно. Но не обещаю, что не буду смеяться, когда она скажет про то, что «очень скоро в твоём окружении появится загадочный и прекрасный незнакомец», – произнесла Габриэль, зажав нос пальцами и растягивая гласные.

      – Элла!

      – Я подбадриваю тебя, дорогая, чтобы тебе не было страшно. Ладно, пойдём. Покончим быстрее со всем этим фарсом.

      Колокольчики от прикосновения к пологу издали тоскливый хрипловатый звук, и девушки нырнули в душное нутро шатра. Было сумрачно, и после назойливой круговерти ярмарки как-то даже слишком тихо, словно они ступили в густой туман или в кокон из ваты. Внутри шатра в трёх жаровнях курился сладковатый дым, горели свечи в глиняных плошках и ароматы нарда, кардамона и сандарского кедра смешивались, поднимаясь вверх к отверстию в куполе. У Габриэль даже голова закружилась от этих запахов и духоты.

      Гадалка сидела на старом ковре в окружении дюжины шёлковых подушек таких же замызганных и потёртых, как и полог на входе. И, судя по вышитому на них геральдическому узору с лилиями, принадлежали они когда-то одной довольно известной семье. В какой-то мере это давало понять, что хозяйка шатра если уж и шарлатанка, то очень умелая, раз её услугами пользовался кто-то из дома синьора Грайдоне. А раз её пустили в такой достойный дом, то, наверное, у неё всё же есть какая-то репутация и врать она будет очень искусно. Хотя, может, эти подушки она украла – такое тоже нельзя было исключить, и, подумав об этом, Габриэль прижала к себе сумочку плотнее.

      Впечатление на девушек гадалка произвела жутковатое.

      Её коричневая от загара кожа, покрытая сеткой мелких морщин, говорила о том, что она разменяла не меньше, чем шестой десяток лет. Оттого глаза её, не по возрасту молодые, тёмные, как спелые черешни, и густо подведённые угольным карандашом, пугали своим контрастом. Они впились в девушек цепко, окинув с ног до головы, словно оценивая, с какой суммой готовы будут расстаться эти юные прелестницы. Из-под украшенного золотой нитью платка свисали пряди чёрных волос, подёрнутых редкой сединой, а серьги-кольца были настолько огромными, что, растянув мочки ушей, оставили в местах проколов огромные дыры. Габриэль даже показалось, что в такую дыру, наверное, поместился бы её мизинец.

      И едва она подумала об этом, как тут же почувствовала ледяные пальцы Франчески, впившиеся в её ладонь. Похоже, кузина уже готова была удариться в бегство.

      Гадалка вынула изо рта трубку с табаком и, указав рукой, унизанной кольцами из чернёного серебра, на коврик напротив, произнесла чуть хрипловато:

      – Синьорины… прошу, присаживайтесь.

      За