Особенности национальной милиции. Михаил Серегин

простит. Пешкодралов, мы должны помогать Родине?

      – Да вроде, – не понимая, к чему это клонит Дирол, туповато ответил Леха.

      – Вот-вот. Ты у нас ходок отменный, будешь гонцом.

      Тренер Садюкин нервно прохаживался по плацу, недружелюбно поглядывая на секундомер, словно тот был виновен в пропаже курсантов. Стрелка сделала вот уже два лишних круга, а они все не показывались из-за поворота. Садюкин чувствовал, как у него от напряжения вырабатывается вредный адреналин и коварно разливается по телу, заражая собою здоровые, вышколенные спортом и правильным питанием органы. Это нервировало Садюкина еще больше. Казалось, от волнения и болезнь усилилась. Он уже представлял себе, какими пытками под названием упражнения он оторвется на курсантах, как вдруг один из них появился на горизонте, выказывая чудеса скорости. От такого приятного зрелища тренер прослезился.

      – Тру-уп! – взревел Пешкодралов, еще на подходе к плацу.

      Глаза его довольно натурально были вытаращены, словно Леха и вправду только что увидел тело не вполне живое.

      Начинавшее повышаться настроение напрочь испортилось, давая простор разбушевавшемуся не на шутку адреналину.

      – Около школы труп!

      Такое событие на преподавательской памяти Садюкина случилось впервые.

      За двадцать пять лет службы. И Садюкин растерялся.

      – Какой труп?

      – Мертвый.

      «Резонно», – заметил про себя тренер и попытался собраться.

      Получилось не очень, но во всяком случае с помощью этих усилий ему удалось сообразить, что начальству докладывать пока рано, вдруг курсанты что-нибудь перепутали. Нужно лично пойти и посмотреть, кто это там в неположенном месте валяется, нисколько не согласуясь с уставом школы.

      В нем ничего не говорится о посторонних предметах у стен заведения.

      Приказав Пешкодралову указывать путь, Садюкин двинулся к тому злополучному углу, где произошла трагедия. При виде открывшейся картины тренер почувствовал, как у него обострился гастрит. Яркое солнце заливало тротуар, по совместительству служащий курсантам беговой дорожкой, и их самих, курсантов, копошащихся возле распростертого тела мужского пола. Ганга заканчивал эскиз контура умершего. Зубоскалин проверял пульс. Утконесовы брали кровь, растекшуюся лужицей, на экспертизу.

      – Соли маловато, – заметил Антон Утконесов, слизывая с пальца красную каплю.

      Садюкин почувствовал, как тошнота подкатила к горлу и застряла там.

      Тело не подавало признаков жизни.

      – Сбила машина. Прямо на наших глазах, – доложил Кулапудов, производя замер следов от шин неизвестного автомобиля, проехавшего по асфальту, возможно, еще вчера. За неимением необходимых средств замер производился на глазок, пятерней.

      Тренер, человек, храбро сражающийся с целлюлитом и циррозом печени, в данном случае никак не мог найти в недрах своей души самообладания, отчего вся его фигура уверенности в сердца посторонних не вселяла.

      Самое обидное было то, что Садюкин хоть и состоял в рядах