Угрюм-река. Книга 2. Вячеслав Шишков

уж вы держите его, ради бога, здесь. Он сумасшедший, обязательно сумасшедший. Вы не верьте ему, господин доктор. Он только прикидывается здоровым. Я его знаю. И болтовне его не верьте. Я по себе понимаю. Я ведь тоже ненадолго сходил с ума.

      – Ах, так?

      – Да как же! – радостно, во все бородатое лицо, заулыбался старик, предусмотрительно придерживая концами пальцев зубы. – До того наглотался как-то водки да коньяков, что живому человеку едва нос не откусил. Поверьте совести! Людей перестал узнавать в натуре, вот дожрался до чего.

      – А кто же вас вылечил? Какими средствами? Нуте, нуте, – заулыбался и доктор. Ему было приятно поболтать со здоровым, веселым стариком.

      – А средствия, изволите ли видеть, самые простые. Конечно, пьянством вылечился я.

      – Пьянством?!

      – Так точно, пьянством…

      – Ха-ха-ха! – покатился доктор. – Наперекор стихиям?

      – Эта самая стехия, васкородие, так уцапала меня, что…

      Сестра принесла портфель.

      – Вот, глядите, – сказал доктор и вынул из портфеля полстопы исписанной бумаги. – Это коллекция прошений Громова на высочайшее имя, на имя министров, архиереев, председателя Государственной думы и какому-то Ибрагиму-Оглы.

      – Так, так. Черкесец. Я знаю.

      – Ах, знаете? А вот еще письмо на тот свет, Анфисе. Тоже знаете?

      – Эту не знаю. Эта убита до меня.

      – Кем?

      – Ибрагимом-Оглы.

      Иннокентий Филатыч резко смолк, надел очки, стал читать неумелый почерк Громова.

      «Ваше императорское величество, царь-государь, вникните в это самое положение, разберитесь, пожалуста, во своем великом дворце со всем царствующим домом, как сын злодей запекарчил меня в сумасшедший дом. А как он есть злодей, то я никому об этом не скажу, никому не скажу, никому не скажу, окромя Анфисы на том свете».

      И снова: «Ваше императорское величество» и т. д., слово в слово, кругом целый лист. В конце листа сургучная печать с копейкой вверх орлом и подпись.

      Прошения министрам начинались так:

      «Вельможный сиятельнейший министр господин, вникни в это самое положение» и т. д.

      – А вот письмо черкесу, – подсунул доктор другую бумагу.

      «Душа моя Ибрагим-Оглы, верный страж мой, а пишет тебе твой благодетель Петр Данилыч Громов понапрасну сумасшедший, чрез сына Прошку, чрез змееныша. Ведь ты тоже, Ибрагим-Оглы, сидишь в нашем желтом доме, ты тоже сумасшедший, только в другой палате. Я тебе гаркал, а ты кричал на меня: “Цх! Отрезано”. Дурак ты, сукин ты сын после всего этого и более ничего. А ты пиши ответ, седлай коня своего белого, пожалуста, который есть подарок мой. И скачи, пожалуста, к окну. Я выпрыгну, тогда мы ускачем к наиглавнейшему министру. Пиши, дурак, дьявол лысый, црулна окаянная».

      Письмо Анфисе:

      «Анфиса, ангел самый лучший!

      Ты не стой, не стой

      На горе крутой,

      Не клони главы

      Ко земле сырой.

      Не верь, матушка моя, не верь,