Угрюм-река. Книга 2. Вячеслав Шишков

фрукты и ликер. Затопите камин.

      Прохор сидел с закрытыми глазами у стола. Мрачное настроение исподволь охватывало его, давно забытое навязчиво вспоминалось с резкой ясностью. Прохору становилось мучительно и страшно.

      – Вам нездоровится?

      – Нет… Так… Пьянствую все… Надо бросить.

      – Подите прилягте до гостей… Будет князь Черный, граф Резвятников, еще кой-кто. Коммерции советник Буланов…

      – Дайте немного коньяку.

      Мадам позвонила, и резко позвонили у парадной. Вошли двое.

      – Знакомьтесь… Мсье Громов, сибиряк. Лейтенант в отставке Чупрынников, статский советник Дорофеев.

      Протянув руку черноусому, с брюшком, Чупрынникову, Прохор сказал:

      – Я вас как будто где-то встречал…

      – Не припомню, нет, – ответил тот басом и сел.

      – Вы не поручик Приперентьев?

      – Нимало… Ха-ха… Про такого не слыхал.

      – Очень похожи, – сказал хмуро Прохор. – Дело в том, что его золотоностый участок по закону достался мне…

      – Ах, вот как? Поздравляю… Ха-ха, – ответил лейтенант в отставке. – Ха-ха!.. Прекрасно. По закону, изволили сказать? Так-с?

      Прохор внимательно наблюдал его, с внутренним содроганием вслушивался в его голос: «Что ж это, галлюцинация? Перестаю узнавать людей? Чего доброго, какому-нибудь обер-кондуктору нос откушу? Брошу, брошу пить, брошу». – И, противореча самому себе, он выпил стопку коньяку и потянулся к вазе за цукатами.

      Лейтенант в отставке Чупрынников сидел в тени и тоже наблюдал Прохора Петровича. Статский советник Дорофеев – коротконогий, квадратный, апоплексического сложения – открыл рояль, взял несколько аккордов, затем подтянул вверх рукава темно-зеленой визитки и заиграл одну из грустных мелодий Грига.

      Пришли еще двое: высокий пожилой актер драмы и вертлявая, в коротеньком, голого фасона, платьице, мадемуазель Лулу. Эта пара сразу внесла смех и общее оживление. Певица затараторила так быстро, как будто у нее четыре проворных языка:

      – Послушайте, послушайте, какой скандал. Любовник прима-балерины Зизи князь Ш. влепил затрещину ее ухажеру, милому мальчику, кадетику Коко. И прелестные получены бананы, да, да, у Елисеева. У бельгийского посла вчера ощенилась сука – дог. Роды были трудные, акушеру пришлось накладывать щипцы, ха-ха, смешно… собака и… щипцы. Тенор Панов на арии «милые женщины» дал петуха, галерка свистала. Сенатору Б. в Английском клубе подменили шинель в бобрах на какой-то драный архалук.

      – Ах, сибиряк? Очень, очень лестно… Вы такой же холодный, как и ваша страна?

      – Да, такой же.

      – Аяй, как это нехорошо. – И Лулу, как зачарованная, влипла горящим взором в бриллиант на мизинце Прохора.

      – Что же, перекинемся? – с нетерпением проговорил лейтенант в отставке и прищурился в глаза хозяйки.

      – Как, дорогие друзья? – спросила хозяйка. – Может быть, сначала чай?

      – И то и другое… Господин Громов, вы, разумеется, играете?

      – Конечно