А в мечтах ты моя. Юлия Резник

ный центр сил специального назначения, который ему предложили возглавить, набрали отличных профессионалов. Лучших инструкторов. В том числе по горной и альпинистской подготовке. Угу, как бы ни так! Он тут уже почти год, и за это время с какими только идиотами ему ни приходилось сталкиваться. Да Семен только за последний квартал уволил двоих. Потому как на деле оказалось, что ни хрена эти чиновники в высоких кабинетах в реальной жизни и боевой подготовке не понимали. Отличные профессионалы?! Да это же садисты натуральные. Потенциальные убийцы. На улице минус двадцать, чем выше в горы, тем холодней, ветер такой, что с ног сдувает. А они… его… салаг, пацанов неоперившихся, в снарягу и на склон.

      Чувствуя, что голова вот-вот лопнет от едва сдерживаемой ярости, Краснов бросил взгляд на навороченные армейские часы и поднес к губам рацию.

      – База. Прием. Это Краснов. Доложите обстановку.

      – Прием. Докладываем. Ребят собрали. Пробираются к базе. Как слышно?

      – Вас понял. Возвращаюсь. Отбой.

      Опустив рацию, Семен откинулся головой на спинку кресла. Обошлось. Слава богу. Он сжал переносицу большим и указательным пальцами и с остервенением потер. Интересно, чем бы дело закончилось, если бы его последняя встреча не отменилась? Это ж он в обход инструктора, отвечающего за альпинистскую подготовку, скомандовал отозвать ребят. А так бы…

      Вдох – выдох. Почему-то контроль никак не хотел возвращаться. А ехать на базу… таким было плохой идеей. Вот Краснов и бездействовал, тогда как погода все сильнее портилась, и по большому счету ему нужно было рвать когти немедленно. Нет, он, конечно, передвигался по горам на добротном армейском вездеходе, но даже тот вряд ли ему помог бы, если бы дороги вконец замело. Главное – успокоиться.

      Семен нажал на педаль и начал осторожный неторопливый спуск по узкому горному серпантину. Мело нещадно. Лохматые снежинки обезумевшими мотыльками бились в лобовое стекло. Перед глазами от недосыпа мелькали точки. Где небо, где земля – было не разобрать. Белым-бело все. И даже очертания гор стерлись, растушевались в этом искрящемся белом, что в ярком свете фар выедал его воспаленные красные, как у летучей мыши, все от того же недосыпа глаза. А тут еще дворники, мерно стуча, убаюкивали. Чувствуя, что еще немного, и он просто выключится, Краснов потряс головой. Одной рукой удерживая руль, второй – потянулся за термосом с кофе. Не придумав лучшего способа не дать себя уснуть, запел:

      – Мело-о-о, мело-о-о по всей земле. Во все пределы. Свеча горе-е-ела на столе-е-е, све-е-еча горела.

      Хмыкнул от того, что в лирику потянуло. Ишь, подумать только – не Наутилус, не тебе Король и шут. Пугачёва. На стихи Пастернака. Наверное, репертуар метель навеяла. С трудом вписавшись в очередной крутой поворот, Краснов затормозил.

      – Твою мать. Ну, только этого не хватало, – выругался, разглядывая гору снега, перегородившую дальнейший путь. Ну, что ж. О том, что высока вероятность схода лавин, информации не было. А это хоть и не лавина, так снежный обвал, но и он мог стать проблемой. Если не получится объехать. Понимая, что делать нечего, Семен натянул капюшон и толкнул тяжеленную дверь. В лицо тут же наотмашь ударил снег. Прикрываясь от непогоды плечом, Краснов осмотрелся. Между обрывом и образовавшейся снежной горой, вероятно, можно было протиснуться. Если чуток отгрести ледяное крошево. Увязая едва ли не по колено, Краснов вернулся к машине, взял саперную лопату, не уверенный до конца, что откопаться получится быстро, но за неимением других идей приступил к работе. Даже пронизывающий сырой ветер не мог пробиться сквозь защиту отличной экипировки. А вот лицо заледенело довольно быстро. У него были и бафф, и балаклава. Краснов как раз раздумывал, а не утеплиться ли ему, когда лопата заскрежетала, разрывая тишину совсем уж неожиданным звуком. Будто по металлу.

      – Твою мать! – повторил Краснов, наверное, девиз этого вечера. Стряхнул рукой снег. Ну, ведь так и есть – машина. – Эй! Есть кто живой?!

      Тишина… Быстро-быстро орудуя лопатой, Краснов откопал дверь. Нащупал ручку и дернул. Но из-за удара, очевидно, повело стойки, и та ему не поддалась.

      – Эй! Мужик… Кто-нибудь! Вы меня слышите? – И снова тихо. Как в гробу. – Тьфу, ты, Краснов, нашел, что ляпнуть.

      Счистив ладонью снег, Семен посветил фонариком в окно, но из-за образовавшейся изнутри наледи ничего толком не смог рассмотреть. Если учесть, что наледь образуется, когда температура в салоне падает, машина заглохла достаточно давно. Не тратя даром и секунды времени, Краснов со всей дури ударил лопатой по стеклу, изнутри дверь хоть и с трудом, но открылась. Луч фонарика очертил линию, повторяя движения его тела, и замер. Водитель, точнее водительница, или как там теперь говорят эти сумасшедшие феминистки, придумывая все новые и новые феминативы, лежала без сознания. Голова в шапке с помпоном была свешена на бок, а из-под нее на плечи и женскую грудь спадали шикарные рыжие волосы. Уже тогда что-то внутри кольнуло. Но Краснов принял свою реакцию на счет того, что пострадавшая оказалась женщиной. Баб всегда почему-то жальче. Интересно, кстати, что бы на этот счет сказали феминистки? И тут бы за равноправие рвали на себе волосы, или, может, все же в кои веки в их головах возобладал