Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета. Рик Риордан

историю в Гарварде[6], но потом там случился большой скандал, и его выгнали. В подробности мама не вдавалась, но одно было ясно: у моего дядюшки форменный сдвиг на исторических артефактах.

      «Ты куда умнее обоих своих дядьев, Магнус, – однажды сказала мне мама. – С твоими-то оценками поступить в Гарвард – раз плюнуть».

      Но это говорилось, когда мама ещё была жива, когда я учился в школе и мне светило более заманчивое будущее, чем ежедневная охота за едой.

      В углу кабинета Рэндольфова громоздился какой-то валун – что-то вроде надгробия, расписанного и изрезанного витиеватым узором. А в середине скалилась звериная морда – то ли лев, то ли волк.

      Меня всего передёрнуло. Волки в моём случае – явно лишнее.

      Я подошёл к письменному столу, ожидая увидеть компьютер или ноутбук хоть с какой-нибудь информацией, которая наведёт на мысль, почему вдруг меня стали разыскивать. Но никакой техники тут не обнаружилось. Зато по всему столу были разложены куски пергамента – жёлтого и тонкого, как луковая кожура. Как будто средневековый школьник готовился к уроку обществознания и нарисовал карту: слабо прочерченная линия берега, разные точки помечены буквами незнакомого мне алфавита. И сверху пергамент придавливал как пресс-папье кожаный кисетик.

      У меня перехватило дыхание. Я же помню этот кисетик! Я развязал тесёмку и вытащил фишку домино… только это было не домино. Моё шестилетнее «я» вспомнило, что мы с Аннабет тогда играли вовсе не с доминошками. Давнее воспоминание окрепло на глазах. На этих плашках вместо точек были красные символы.

      На моей ладони лежала плашка с символом, похожим на ветку дерева. Или на латинскую F.

      Сердце ухнуло. Сам не знаю, с чего бы. Я вдруг подумал, что зря я сюда притащился. Появилось ощущение, что стены смыкаются вокруг меня. Зверь, прорисованный красной краской на каменной глыбе, злобно скалился. Казалось, его черты обведены кровью.

      Я подошёл к окну, решив, что надо выглянуть на улицу – вдруг полегчает. Коммонуэлс-авеню прочерчивала поперёк зелёная полоса, засыпанная снегом. Голые деревья стояли все в рождественских огнях. В конце квартала за металлической решёткой возвышалась на пьедестале статуя Лейфа Эрикссона[7]. Прикрыв глаза рукой, Лейф вглядывался в развязку над парком Чарльзгейт и, судя по всему, восклицал: «Ого, ребята! Да тут машинки!»

      Мы с мамой постоянно отпускали шуточки насчёт Лейфа. Доспехов на нём было, прямо скажем, маловато: короткая кольчуга да две нагрудные пластины – ни дать ни взять викингский лифчик[8].

      Понятия не имею, почему эта статуя очутилась в центре Бостона. Но дядюшкина страсть к викингам возникла явно не на пустом месте. Он же тут вырос. Каждый день глазел в окно на Лейфа. И когда дядя Рэндольф был маленьким, он наверняка думал: «Вот вырасту и стану изучать викингов. Парни в бронзовых лифчиках рулят!»

      Я перевёл взгляд к подножию пьедестала. Там кто-то стоял… и смотрел на меня.

      Знаете, как это бывает:

6

Преподаватель Гарварда – это очень солидная должность. Гарвардский университет – самый старый американский вуз, он основан в 1636 году и по праву считается одним из лучших в мире. Гарвард в Америке – это примерно как Оксфорд или Кембридж в Великобритании или Сорбонна в Париже.

7

Лейф Эрикссон (или Лейф Счастливый, ок. 970—1020) – исландский мореплаватель, которого считают первооткрывателем Северной Америки. Он первым посетил континент за пять столетий до Колумба.

8

Честно говоря, повод для шуточек тут налицо – в бронзовом Лейфе Эрикссоне, стоящем в центре Бостона, викинга с первого взгляда не распознаешь. Скорее перед нами утончённый античный герой в несколько расслабленной позе и одетый совершенно не по-викингски – что поделать, памятник воздвигли в конце XIX века, и представления о викингах тогда были несколько романтизированы.