Чужеземец. Никита Баранов

сумку и стал собирать в нее одежду, консервы из холодильника, предметы первой необходимости и спрятанные денежные заначки. Все это заняло у него не больше двух минут, и когда Саша уже стоял на пороге, Марина вдруг заговорила из спальни:

      – Тебя поймают, псих. Надеюсь, тебя поджарят на электрическом стуле или повесят на Красной площади, чтобы все видели, какой ты придурок. Я ненавижу тебя, ненавижу…

      – Да мне плевать, – спокойно ответил Саша и покинул квартиру.

      Когда ярость стала отступать, он осознал, что натворил. Но ему действительно было глубоко наплевать. Да, он знал, что Марина почти со стопроцентной вероятностью уже вызвала наряд, и его ищут. А потому Саша, особо не мешкая, остановил какого-то чересчур раннего частника и, вручив ему кипу купюр, наказал ехать в любой пригород, где бы он мог спокойно пересесть на рейсовый автобус и уехать так далеко, где его точно не достанут хотя бы в ближайшую неделю. А что будет дальше – уже не суть важно. Совсем. Какой смысл жить, зная, что все сложилось столь скверно и что тебе грозит тюремное заключение на много-много лет?

      Человек редко получает то, чего он действительно хочет. И в большинстве случаев во всех своих неудачах виноват он сам, хотя станет все отрицать, будет скидывать ответственность за происшедшее на родителей, друзей, девушку, государство и что угодно еще, но ни в коем случае не признает, что виноват только он. Даже если эта виновность очевидна невооруженным глазом.

      Саша от большинства людей не отличался ни на йоту. Спустя неделю, засыпая на каком-то захолустном вокзале, он злился на то, что умерла мама, и это заставило сына приехать к ненавистному отцу, нахватать от него негатива и приехать домой в полной невменяемости, последствия которой – незаслуженная, пусть и желанная, смерть наставившего ему рога мужчины. Саша даже и не думал искать проблем в себе, в своем собственном эгоизме и невозможности контролировать собственные действия во время нервного срыва. Он просто злился на все подряд, видел в каждом проходящем мимо него человеке, будь то ребенок или старик, потенциальную жертву для избиения. Но после того случая в собственной квартире пускать в ход кулаки он все-таки не решался, пытаясь себя сдерживать. Но если трясущиеся непонятно отчего руки вполне контролю поддавались, хоть и приходилось надевать на них смирительные кандалы разума, то сознание вовсю бушевало, рисуя в голове причудливые картинки очередных убийств с особой жестокостью. Но сознание это, благо без поддержки усмиренных рук, не имело никакой силы.

      Деньги кончились буквально за месяц, хотя в обычной жизни их хватило бы на полугодовую оплату квартиры и коммунальных услуг, да еще и на еду бы оставалось. Но теперь Саше приходилось оплачивать комнаты в гостиницах, когда под открытым небом становилось довольно холодно, покупать дорогую придорожную еду, отстегивать чересчур болтливым дальнобойщикам, которые «по доброте душевной» подбрасывали голосующего на дороге беглеца до следующего населенного