Расчеловечивание. Камиль Гремио

чувствовал потребность в том, чтобы придать Горловке статус города.

      Дверь открылась, и на пороге возник Большой. Стоя в пол оборота к нам, он о чём-то беседовал со стоящим в коридоре Майором. Пройдя внутрь и, не обращая на нас никакого внимания, они стали изучать карту.

      – Командир, вот здесь – объездная, – водил пальцем по карте Дима, – пока что идут по этой. Надо встречать.

      – Нет, встретить-то мы встретим, не вопрос, но вот где?

      – Ну, они сейчас под Артёмовском стоят. Сколько – точно не знаю. Если на нас попрут, то будут идти через МБП. Или огородами.

      – Местных, скажи, чтобы чаще опрашивали. Пусть при малейшем подозрении сразу сообщают.

      – Понял. Если шо, я уже на блок отзвонился, там в курсах.

      – Добро, давай ща ещё съездим на Глубокую, там посмотрим.

      И они вышли. Через пару минут за окном послышался кашель стартера. Мы выглянули во двор и увидели, как выезжает за ворота сиреневый Шевроле Ланос с мигалками на крыше.

      Раздался стук в дверь.

      – Войдите, не заперто! – Славик явно обживался.

      На пороге появился мой вчерашний знакомец. Протрезвев и проведя ночь в подвале, он излучал библейское смирение с ведром воды и шваброй в руках. На глазах исправляющийся тунеядец начал скованно водить тряпкой по полу. На какое-то время мы снова погрузились в виртуальный мир.

      – Разрешите, я под столом протру, – он уже вымыл почти всю комнату, и теперь мы ему мешали.

      – Завтра утром домой пойдёшь. Ещё раз попадёшься пьяным – две недели будешь полы драить, ясно? – сказал Славик, вставая и отходя в сторону.

      – Да ясно, – протянул он в ответ, продолжая натирать полы.

      – А у нас много этих доходяг?

      – Одиннадцать.

      – Ничего себе. И все – алкаши?

      – Да. Ну, максимум – хулиганы. Тяжёлых тут у нас нет.

      – А где они есть?

      – Не у нас. Разве не понятно?

      – Так, – обратился он к закончившему работу мужичку, – швабру в сортир поставь, и иди в подвал. Я спущусь ща, пожрать вам принесу. И ведро тоже туда же.

      Тот покорно вышел.

      – Ладно, министр, я пойду, завтра увидимся! – он протянул мне щуплую руку в перчатке с обрезанными пальцами.

      Вечерело. Здесь ночь ложилась на землю очень быстро, и как только солнце спотыкалось о терриконы и падало за горизонт, всё вокруг становилось тёмно-синим. В домах один за другим, как по команде, загорались огоньки. Подойдя к окну, я закурил. Окна этого кабинета тоже выходили во внутренний двор.

      Я дымил, держа сигарету ещё из привезённого с собой запаса между средним и указательным пальцами, не отодвигая руки от лица. Набирая полный рот мятного дыма и не пуская его в лёгкие, я разжимал губы и втягивал его носом, а затем выдыхал ртом и наблюдал, как быстро меняется узор в окружающем меня трёхмерном пространстве. Затяжки иногда сопровождались потрескиванием. Я когда-то давно слышал байку о том, что это прогорают остатки насекомых, которые попали на завод вместе с табаком. И, дескать,