Есть, господин президент!. Лев Гурский

и тесноватом – два человека средней комплекции еле-еле разойдутся впритирку. Слева у нас жар кухни, справа шумок банкетного зала, посередине чуланчик, который не запирался раньше и не запирается поныне. Внутри там, конечно, рай для старьевщика: ржавые скребки, гнутые ломы, пыльные мешки. Кресло о трех ногах, вместо четвертой – покрытая плесенью стопа «Огоньков» и обернутая в желтую засаленную газету пухлая книга (видимо, это «Маркс и Энгельс о вкусной и здоровой пище», прижизненное издание с картинками). На стене керосиновая лампа в седой паутине, на полу гора железных тарелок – дивизию хватит вооружить. Ай-яй-яй! Авалиани бы меня послушался. Я ведь рекомендовала совсем простые вещи. Никому не нужный чулан ликвидировать, добавить везде светильников или, того лучше, сам коридор прорубить пошире. Иначе когда-нибудь выйдет так, что официантка с заказом, пробираясь из кухни в зал, случайно оступится, случайно наткнется лбом на стену, случайно не удержит подноса…

      – Ой! – пискнула незнакомая официантка, которая вышла из кухни, запнулась о мою выставленную ногу и въехала лбом в стену.

      Фирменный заказ для Юрия Валентиновича Грандова, жаренный на углях кебаб из говядины с сочными луковыми кольцами по краям блюда, мог оказаться на полу. Но разве блондинка оставит в беде другую блондинку? Никогда. Я великодушно, чисто по-сестрински, перехватила поднос одной рукой. А неуклюжей товарке задала новое направление: легким пинком колена пониже спины. Шахматист назвал бы это рокировкой, поэт Пушкин – переменой мест. Был чулан нежилым помещением, стал жилым. И чтоб не обезлюдел снова, я свободной рукой приладила навесной замочек. Извини, милая.

      Теперь надо произвести кое-какую замену на тарелке с кебабом для Гули. Это не по правилам гастрономии, но последние шесть недель правила тут вообще не котируются. Горячее мясное подавать сразу, без увертюры из холодных закусок, – надо ведь додуматься до такой ереси! Из двадцати пяти моих рекомендаций хозяин «Сулико» исполнил пять, а не заплатил ни за одну. Да еще имел наглость объявить во всеуслышание, будто на всякую ученую хрень тратиться не намерен и слухи о моих талантах сильно преувеличены. Сукины дети вроде господина Кочеткова ужасно не любят, когда их считают банальными скрягами. Под свое крохоборство эти норовят подвести базу. Они, понимаешь, не кидают, о нет, они воспитывают, они на-ка-зы-ва-ют рублем! Ну ладно, соблюдем баланс. Раз наказание уже состоялось, у меня есть право на небольшое преступление.

      Я вступила в банкетный зал, держа поднос перед собой. По сравнению с коридором здесь было очень светло, благо дневное солнце не требовало капвложений и не стоило ни копейки из кассы. Кремовые шторы на окнах хоть и приглушали лучи, но пропускали их в достатке. Главный стол в виде буквы «П» сверкал бокалами, притягивал хирургической белизной скатерти и салфеток, серебрился шампанскими ведерками. Голоса гостей, шарканье их подошв, шорох освобождаемых галстуков, звяканье наполняемых рюмок – все это сливалось в тихое монотонное