Свободный полет одинокой блондинки. Эдуард Тополь

Алена поднялась на двенадцатый этаж, подошла к двери с табличкой «1237». Нужно собраться, изготовиться к бою. Она размяла плечи, как учил делать Марксен Владиленович перед выходом на сцену, набрала воздуха, «надела» лицо безмятежной юности и – постучала.

      Мужской голос ответил издалека, но громко:

      – Виходите! Виходите!

      Алена озадаченно заколебалась – входить или уходить? Потом неуверенно открыла дверь.

      Номер выглядел совершенно не по-гостиничному, а скорее как обжитая квартира богатого холостяка. Тигровая шкура на полу, нижний свет от торшеров, бар на колесиках с массой иностранных бутылок, кресло-качалка, два дивана углом со стопками цветных журналов, стол с какой-то вазой и остатками недавнего ужина с выпивкой, на стенах зеркало и картины с обнаженными пышными красотками прошлых веков. Включенный телевизор с программой Cи-эн-эн, но без звука, вместо него звучал магнитофон с негромким джазом.

      С минуту в комнате никого не было, потом Гюнтер выскочил из ванной с переносным телефоном в руке, по которому он говорил с кем-то по-немецки. Он был среднего роста, плотный, но не толстый – с фигурой, сохранившей память о юношеских занятиях боксом или борьбой. На нем был спортивный костюм, тапочки на босу ногу, на плече – банное полотенце. Но главным в этом немце была его голова – круглая, как шар, и абсолютно лысая. Махнув Алене на вешалку, диван и бар на колесиках, он тут же убежал обратно, громыхая в трубку своим немецким.

      Алена сняла полушубок, повесила на вешалку в прихожей и посмотрела на себя в зеркало. Платье снова пришлось одернуть на бедрах, ох уж эти бедра!.. Но самое главное, не смотреть на его лысину. Сколько ему лет – 40, 45?

      – О! Ошен карашо! Ошен!.. – прозвучало у нее за спиной.

      Алена оглянулась.

      Гюнтер, оказывается, уже давно стоял в гостиной и смотрел, как она приводит себя в порядок.

      — Ты ошен красивый девошка! Русский красавец! Мой имья Гюнтер, твой имья Альона, я знаю. Я лублу твой имья. Садис суда, на диван. Что ты выпиваеш? Водка? Джин? Шнапс?

      Алена села на край дивана.

      – Сок, если можно.

      – Сок – нелзя! – Гюнтер выдержал паузу и засмеялся: – Шутка! – Он налил в бокал апельсиновый сок и добавил бренди. – Сок можно, но немношко с алкоголь. Ошен вкусно, называется «манки милк», как это по-русски?

      – Обезьянье молоко, – перевела Алена.

      – Обези… Нет, сказат не можно! – Он засмеялся и чокнулся с ее бокалом. – За здоровье!

      Алена отпила чуть-чуть.

      Гюнтер запротестовал:

      – Нет! Так пит не можно! Нужно пит по-русски – до дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!

      Алена, принужденно улыбнувшись, выпила.

      Гюнтер зааплодировал.

      – Зер гут! Ешо рас! – И он налил себе и Алене, распевая: – Ешо рас, ешо рас, ешо многа-многа рас! – Чокнулся с Аленой и выпил. – За здоровье!

      Но Алена не стала пить.

      – Нужно пит! Пей до дна! – стал требовать Гюнтер.

      – Не нужно, – сказала Алена.

      Гюнтер отставил свой бокал.

      – Карашо. Русский девошка – ошен упрямый, я знаю. Русский девошка лубит пет, гаварит, смотрет звезд на небо.