Обиженные на всех. Вадим Голубев

лавным врачом больницы №7, прозванной в народе «истребительной». Массу людей за годы его руководства вывезли из клиники «вперед ногами». Лечили только тех, кто платил. На остальных не тратили силы и лекарства. В своей смерти больной всегда оказывался виноват сам. То слишком поздно обратился к врачам, запустив болезнь. То – слишком стар, и ослабленный организм не в состоянии побороть недуг. То – имел массу хронических заболеваний, сведших пациента в могилу. С годами подчиненные научились столь ловко составлять заключения и справки о смерти, что случись конфликт с родственниками очередного усопшего, никакая комиссия, никакая проверка не смогли бы установить точную причину кончины очередного несчастного или несчастной.

      Сказать, что в «истребительной» совсем не лечили нельзя. Для готовых выложить за пребывание в отдельной палате со всеми удобствами десять тысяч рублей в сутки, не считая прочих «откатов», были лучшие врачи и медсестры. К ним на консультации специально привозили академиков и членов-корреспондентов Академии медицинских наук. Для них работал отдельный пищеблок, где можно было заказать уху из осетрины, сваренной в шампанском, прочие кулинарные изыски. Не смотря на строгий запрет Минздрава, в таких палатах разрешалось даже курить. Поэтому состоятельные люди, занедужив, рвались на лечение в больницу №7. Ну а молва о Мануильском как о талантливом организаторе лечебного процесса растекалась по всей России. На самого же Анатолия Викторовича сыпались награды, ученые и почетные звания. Он даже готовился стать избранным в членкоры Академии на ближайшей сессии.

      Также имелись в лечебнице палаты проще – за три тысячи рублей в сутки. В них лежали по три человека. Кормили их с общей кухни. Внимание было куда слабее, нежели в хоромах для богатых. Правда, «закрывали глаза» на курение в санузле – закутке с унитазом, раковиной и душем.

      Простой народ ютился в палатах на восемь-двенадцать коек с раковиной. Бежать же «по нужде» приходилось в общие туалеты в коридорах. «Застуканных» в них курильщиков беспощадно выписывали из клиники. Люди лежали в духоте и скученности в условиях формальных обходов лечащих врачей и еще более формальных обходов заведующих отделениями. Кому-то давали общеукрепляющие средства, далеко не лучшие отечественные лекарства подешевле. Нередко кто-то из стариков, помнивших творчество Владимира Высоцкого, напевал слова его песни:

      – Умер мой сосед, что справа, тот, что слева – еще нет.

      Принимали на лечение «непрофильных», онкологических больных. Семьи этих несчастных, измотанные страданиями обреченных людей, собирали деньги, давали взятки медикам, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от моральных и физических страданий, связанных с уходом безнадежно больных близких. Их держали в больнице №7 до поры, до времени. Врачи опытным глазом определяли, когда у несчастных кончатся деньги. Тогда заведующий отделением говорил:

      – Завтра на выписку! Полечитесь, голубчик, амбулаторно! Походите в вашу поликлинику по месту жительства. А там денежки подкопите и снова – добро пожаловать!

      Какие визиты в поликлинику, когда больной был не состоянии дойти даже до туалета? Кто-то, все же, через какое-то время возвращался. Большинство догорало дома.

      Анатолия Викторовича это не беспокоило. Что ему сделают за «старло» -пенсионеров, тупорылых работяг или маргиналов-безработных? Зато за «сильных мира сего» можно было ответить. Не только должностью – собственной жизнью! Вот и старался ради них Мануильский с подчиненными. Как идет лечение того или иного «бугра» ему докладывали не единожды в день. Зато лекарства больница имела самые лучшие. Давали не только для богатых – для всех. Только не до всех они доходили. «Излишки» главврач сбывал в частные аптеки, имея хорошие доходы. Там же приобретал дешёвку для бедных. Снова умелые подручные ловко составляли документацию, в соответствии с которой дорогущие медикаменты получали все больные.

      Дисциплину главврач поддерживал жесткую. Нет, не в отношении лечения пациентов. В отношении оплаты за очередное повышение по службе. Платить были обязаны все. Не важно, считался ли другом медик, получивший очередную категорию или назначенный заведующим отделением, а то и заместителем главного врача. На все существовала четкая такса. Лишь временами Анатолий Викторович делал «скидки». Однако «добирал» услугами. При этом слово старшего по должности было законом. Если кто-нибудь пытался высказать свое мнение, мгновенно вылетал из больницы. Даже своему сыну Мануильский не делал скидок. Наоборот, передал его на «учебу» одному из наиболее талантливых хирургов, но чрезвычайно жесткому Саше Коновалову. Александр Иванович был человеком настроения. Когда оно имелось, вытаскивал с того света, казалось бы, самых безнадежных пациентов, при этом зачастую голь перекатную. Когда не имелось – равнодушно взирал, как умирает его подопечный. Правда, для богатых людей настроение имелось всегда. Они совали ему в карман огромные деньги, минуя главврача. Тот не спешил предлагать Коновалову высокие, по больничным меркам, должности. Дотянул до звания врача высшей категории, дал достойную зарплату – дальше крутись сам. Опасался, что с годами Саша может превратиться в конкурента. Отстёгивать с «премиальных»,