Бывших ведьмаков не бывает!. Галина Романова

оборвал сам себя, прислушиваясь к звукам ночи. Тишина. Только плеск воды, скрип уключин, тяжелое дыхание гребца и далекий шелест листвы. Потом где-то вдалеке закричала ночная птица.

      – Что? – выдохнула Владислава.

      – Ничего.

      Опять наступила тишина, но кроме всплесков воды девушке вдруг померещилось какое-то журчание, словно совсем рядом воду переливали из кувшина в кувшин.

      – А все-таки, куда мы плывем? – поинтересовалась она, когда немного отогрелась и смогла разговаривать, не стуча зубами.

      – Куда угодно, только подальше отсюда.

      – Вам все равно?

      – Да, – помолчав, ответил мужчина.

      – Тогда, если вам не трудно, сможете отвезти меня в Загорск?

      – Куда?

      – В Загорск, – торопливо заговорила Владислава. – Я знаю, это далеко, до него плыть и плыть – сначала немного по Волге, потом там в другую реку, Вертугу, потом в ее приток – Змеиную и дальше вверх по течению. Но поймите, это не прихоть и расстояние того стоит. В Загорске живет мой отец. Только он сможет защитить меня от гнева Михаила Чаровича. Вы не знаете, кто мой отец!

      – И кто же? – спросил Лясота, заранее готовый услышать какой-нибудь расплывчатый ответ типа: «Уважаемый человек». Естественно, что для ребенка его отец всегда будет самым-самым. Даже для него, не помнившего своего родителя иначе как пьяным или мучающимся с похмелья, отец долгое время оставался символом чего-то прочного, светлого. Наличие даже вечно хмельного отца, избивающего мать и сына, давало хоть какую-то надежду. «Мы – шляхта! – орал Ивар Травникович в хмельном угаре. – Запомни, ты, пся крев! Шляхта, а не кто-нибудь! Ты должен гордиться своим гербом! Знаешь, с какими людьми мы в родстве? У-у-у… Да стоит мне только слово сказать, сразу все прибегут – и Спышевские, и Гнездичи, и Брицальские. И сам Милорадич прискачет! А знаешь, почему я не прошу? Потому что гордый! Гордость превыше всего! Вот наш девиз! Травниковичи ни перед кем не сгибали выю и не согнут никогда!»

      После его смерти и похорон, когда выяснилось, что денег в семье нет ни гроша, мать все-таки пошла на поклон к ближайшему соседу, пану Спышевскому. У нее гордости было намного меньше, чем у ее спившегося мужа, и она выпросила помощь у дальней гербовой родни[3]. Пан Спышевский не отказал в помощи, выплатил часть долгов, помог пристроить Лясоту в училище, потом замолвил за него перед кем надо слово… В общем, сделал то, что должен был делать родной отец… чей образ Лясота все-таки сохранил в сердце, лелея его до сих пор.

      Задумавшись о собственном отце, Лясота опомнился, только заметив, что девушка что-то говорит.

      – Что вы сказали, барышня?

      Владислава обиженно захлопала глазами. Она как раз рассказывала о том, каким замечательным человеком был ее отец.

      – Вы не слушали?

      – Задумался, – опять налег на весла он. – Так что там про вашего отца?

      – Мой отец, – обиженно поджала губы девушка, – князь Владислав Загорский.

      – Первый раз слышу, – почти честно

3

Гербовое родство считалось не по крови или фамилии, а по одинаковым гербам.