Детектив на пороге весны. Татьяна Полякова

что у тебя в аптеке, моя дорогая?

      – Все в порядке. Ты мне лучше про соседа…

      – А почему ты опоздала?

      Анфиса, как давеча Клавдия Фемистоклюсовна, закатила глаза, но спорить не стала и рассказала все сначала – как застряла в пробке, как потом поехала на троллейбусе, потому что Садовое кольцо стояло, как у заведующей договоры пропали, а Анфиса их нашла!..

      – Так сразу было понятно, что они никому не нужны! Чего их искать-то понадобилось?!

      – Бабуль, а я не сразу догадалась…

      – Вот и плохо, что не сразу! Если бы я была не так стара и слаба, я бы их сама нашла. И вообще ты зря мне не позвонила.

      – Бабушка!

      – А все ваши затеи детективные, – вступила в дискуссию Клавдия. – Ужас один! Вот Иван Иванович-то прав. Как затеетесь расследовать, так хоть пропади совсем!

      – Вам-то что, Клавдия Фемистоклюсовна?

      – А мне то, Марфа Васильна, что накличете беду на весь дом, будете знать! И так третьего дня я знак видела.

      – Какой знак, Клава?

      – А такой. Вот слушайте. – Она подлила всем чаю и сделала таинственное лицо. – Иду я по саду, вот в сторону леса. Иду себе, посмотреть решила, сошел на берегу снег или нет, потому что качалку там мы каждое лето ставим. А из самой чащи на меня как смотрит кто-то. – Представляя, она обернулась через плечо, и Анфиса поежилась, словно опять почувствовала взгляд. – Я быстрей, быстрей, по той дорожке, что правее! Не по той, которая слева, а по той, которая…

      – Справа, – нетерпеливо подсказала Марфа Васильевна.

      – Ну да. Вот я оглядываюсь назад-то, а дома уж не видать, только у Юрки в машине радио громыхает, и музыку-то я вроде как слышу. И вдруг все будто темнеет, и все тише, тише, и смотрю я по сторонам… – Клавдия повела очами и дрогнула плечами, словно в испуге или ознобе. Анфиса смотрела на нее с интересом, а тем временем непонятное беспокойство вдруг стремительно приблизилось со стороны леса к дому и прильнуло к окнам.

      Анфиса оглянулась на окна. Там никого не было, но даже в шее свербело, так отчетливо казалось, что есть.

      – И вот уж полная темнять, и стою я как будто одна на лесной полянке, а передо мной… ох, господи… – и Клавдия размашисто перекрестилась.

      – Кто? – спросила непочтительная Марфа Васильевна. – Сам Господь?!

      – Да что вы такое говорите, Марфа Васильна?

      – А вы что такое говорите, Клавдия Фемистоклюсовна?

      Домработница с возмущением надула пухлые щеки:

      – А я говорю, что на самой опушке-то он и стоит! Утопленник. Стоит и кивает мне как будто, а я на него смотрю, смотрю, а вокруг-то все темней и темней, а он зовет меня, рукой машет. И вот так отчетливо я это вижу, и даже ветки качаются, он рукой-то ветки задевает, когда машет.

      – Подожди, подожди, – перебила Анфиса, – какой утопленник?!

      – Да тот самый! Ну наш! Ты что, забыла?

      Конечно, Анфиса не забыла. В бабушкином доме, как в любом уважающем себя старинном доме, разумеется, водился свой утопленник. И история была – из-за чего, собственно, он из нормального человека и стал таковым. Утопленником.

      Когда-то