Зверобой. Ксения Буржская

и одичавшим, без остатка помешанным на своих жуках, он не слышал, не слушал и не понимал ее, а у нее не было времени объяснять. Так она приезжала все реже и реже, отдалялась и отдалялась от него, пока не превратилась в случайную точку на карте.

      Поэтому такой странной всем показалась эта идея: переехать к нему в Москву. Марьяне было тогда уже двадцать с чем-то, и она, конечно, хотела просто поселиться где-нибудь по соседству, но папа сказал: да что ты, у меня же академическая квартира, три комнаты, приезжай и живи, я целыми днями на работе. Она и подумала: «Ладно».

      Вспомнила, как однажды они с отцом играли в походе в игру.

      Это что-то вроде «крокодила», но угадывать было не нужно, смысл в том, чтобы на мгновение стать кем-то другим. Отец говорил: «Давай, как будто мы жуки-скарабеи и толкаем к пропасти шарики из навоза». И они медленно шли на корточках, выставив перед собой руки, хотя у скарабея это были бы ноги. И от слова «навоз» Марьяне хотелось смеяться. «Давай, как будто мы зайцы и водим хоровод», – кричала Марьяна, и они прыгали вокруг пня, приделав себе уши из лопухов. «Давай, как будто мы мотыльки и бьемся лбом об стекло». «Давай, как будто мы лиса и гонимся за колобком». «Давай, как будто мы шелкопряды и лежим себе куколками». «Давай, как будто мы махаоны, и нас пытаются поймать в сачок».

      Давай, как будто бы мы играем во что-то, и каждому хочется выиграть, потому что за этим следует какой-то приз.

      Давай, как будто я лошадь и жду удара шпорами в бок.

      Давай, как будто я стою одна, совсем одна, на огромной сцене и жду: вот тяжелый занавес упадет, рухнет, подняв клубы серой деревянной пыли, и зал взорвется аплодисментами.

      Давай, как будто зима, снег выпал и ждет, когда кто-нибудь рано утром пройдет по нему, как по небу.

      Давай, как будто я платформа и жду поезда.

      Давай, как будто я жду тебя посреди огромного поля, заросшего люпином и люцерной – все сплошь фиолетовое, даже больно глазам, – и ветер свистит сквозь солнечное сито, а я стою и хочу только одного, чтобы меня любили.

      – Когда вы вылетаете в Москву? – спрашивает Валерия.

      – Завтра вечером.

      – Ян поедет с вами?

      – Только этого не хватало.

      3. Ольга

      Шагнула через порог – сразу с лестницы не стала, примета плохая, – обняла Ольгу. Гладила по спине – долго, упираясь лбом ей в плечо, как молодой, упрямый бычок, хотелось тянуть это мгновение как можно дольше, но ведь на жизнь не нагладишься.

      – Марьяш, – сказала Ольга откуда-то из тумана. – Ты меня сейчас задушишь.

      – Ну и? – хмыкнула Марьяна ей в волосы. – Убью тебя и заберу себе как трофей.

      Отстранилась, чтобы посмеяться. Вроде как не всерьез. Хотя в любой шутке… вы знаете.

      В детстве Марьяна часто была свидетелем: чтобы сохранить или перевезти насекомое, его следовало убить. Жуков и мух отец-зверобой кидал в морилку с этилацетатом. Мелких бабочек придавливал, крупным – шприцем вкалывал в грудь нашатырь.

      Она всегда отворачивалась.

      – Я