Зверобой. Ксения Буржская

конец этой эпопеи – выматывающей, если подумать, раз в две недели на выходные моталась в Москву, побыть с Веней, посидеть молча с мужем в ресторане – каждый в своем лэптопе, – на нее свалилась Марьяна, но у Ольги уже не было сил.

      Вернувшись в Москву, она прокручивала снова и снова в голове эти полгода, пыталась понять, как, в какой момент это произошло и как она не увидела, что в ее коллективе ЧП, если так можно выразиться о любви.

      А еще постоянно спрашивала себя: нравится ей это или нет? И не могла ответить.

      Пока разбиралась, начали крепко общаться, вошло в привычку. И когда Марьяна через два года возникла у нее на пороге, Ольга не удивилась.

      7. Отец

      Марьяна с отцом осторожно подходят к озеру, долго ищут место, где бы уронить тяжелые рюкзаки, разложить все, что необходимо для завтрака, поставить палатку – место нужно поровнее, посуше. Отец расстилает плед, аккуратно – стекло к стеклу, лопасть к лопасти – раскладывает ватные брусочки, морилки, лопатки и колбочки. Он сверяется с температурой воздуха и его влажностью. Он говорит: «Вовремя пришли».

      Хорошо.

      Марьяна не знает, почему это вовремя. Чтобы прийти сюда вовремя, пришлось встать в шесть утра – то еще удовольствие. С неба сквозь деревья рассыпается солнце, и только что кандалами звеневшие комары куда-то прячутся.

      По воде свой недолгий срок отмеряет водомерка, тревожит гладь совсем трепетно – расходятся едва заметные круги.

      Отец говорит: «Давай поедим?»

      Они садятся на плед и едят бутерброды, запивают квасом, оставляют немного на дне сладкого – пригодится, чтобы ловить.

      Марьяна нетерпеливо ждет, когда отец достанет ловушки, когда они будут их вкапывать в землю, когда ловкие, проворные жуки начнут туда скатываться и безуспешно пытаться вылезти, тогда они будут совершенно безопасны, и можно беззастенчиво их рассмотреть.

      Марьяна достает лупу и наводит на одуванчик:

      – Я слышала, что из них можно варить варенье. Как думаешь? Мне Светка рассказывала, у нее бабка варит.

      – Возможно, – задумчиво отзывается отец.

      – Давай тоже сварим, – предлагает Марьяна. – Я соберу и сварим на костре.

      Отец смеется и качает головой. Это непонятно: ни да, ни нет.

      Но Марьяна уже сама остыла к одуванчикам, переключилась на божью коровку. Вот уж единственное, что можно держать в руках без презрения.

      – Красивая, правда? – спрашивает Марьяна, кружа божью коровку на ладони. – Как думаешь, у нее закружится голова?

      – Это вряд ли, – говорит отец, расставляя штативы.

      – Смотри, – вскрикивает Марьяна, – она мне на руку насрала!

      – Марьяна, не говори «насрала»! – Отец смеется. – И не насрала вовсе, это гемолимфа. Кровь.

      – В смысле кровь – я же ее не убивала.

      – Божьи коровки выделяют кровь, если чувствуют опасность.

      – Ссы в глаза – божья роса, – говорит Марьяна.

      – Господи,