Мать и сын, и временщики. Александр Бубенников

и живость его счастливых глаз, безудержный и сбивчивый поток слов благодарности и признательности – ей, любви их, Господу…

      Он ушел в мир иной, так и не узнав о том, что второй его сын, зачатый с Еленой с помощью таких же истовых молитв святых отцов, только уже других – не Пафнутия Боровского и Макария Новгородского – родился глухонемым, убогим… А Василия так снова был рад появлению на свет второго сына Юрия… Может, потому что считал государь его появление на белый свет само собой разумеющимся, не чудотворным, как рождение Ивана, потому и случилось то, что случилось? Может, потому что считал государь молитвы новых святых отцов о рождении брата Ивана совсем не сверхъестественными по силе и проникновенности, а всего лишь обычной, положенной по монашескому чину проформой, потому и случилось то, что случилось? И ушел государь, многого не поняв в любви, браке, счастливом случайно-предопределенном зачатии и рождении предопределенном – на счастье и несчастье матери и родившихся… Думала об этом Елена, и слезы на глаза навертывались и сердце от любви и жалости разрывалось на части к сыновьям Ивану и Юрию…

      Часто сейчас, через несколько лет после кончины государя вспоминала Елена одну странную монашескую историю, рассказанную ей Василием, которая раньше сильно трогала сердце государя, но оставляла равнодушной сердце его юной супруги. Наверное, надо сильно измениться ей, многое пережить, о многом передумать, чтобы та незатейливая история, наконец-то, затронуло и сердце молодой женщины, познавшей первую любовь, чудо материнства и смерть мужа, новую любовь, страсть любовников и грех убийства плода любви во чреве матери…

      Василий, наверное, выстрадал ту странную иноческую историю, рассказывал с упоением ее юной супруге уже после рождения двух сыновей, незадолго до своей скорой таинственной смерти – от болезни ли, от яда ли, от проклятья ли? Рассказывал эту историю, о которой, наверное, много раздумывал, часто и с различными акцентами и сентенциями, по-своему переиначивая коротенькое житие одного человека, много нагрешившего в мирской жизни и имевшего много недостатков, уже ставши монахом в каком-то монастыре в далеких северных землях. Старец-игумен этого монастыря долго и безуспешно наставлял своего нерадивого инока, не слишком ревностного в монашеском служении Господу, в постах и молитвах. Ставил игумен этому монахов благостные примеры его сотоварищей из монастырской братии и укорял, мол, не удостоишься места в раю, не отведут тебе места подобающего судьи на Суде Небесном, раз ты иноком не отмолил свои грехи мирские и монахом не избавился от многих человеческих недостатков… Не грехов, но все же недостатков, грешков… И, действительно пережил старец-игумен этого нерадивого, по разумению братии, в иноческой жизни монаха. И вдруг этому старцу является в сновидении рано ушедший из жизни этот монах, да стоит он среди благочестивых святых в самом лучшем, почетном месте рая небесного. Спросил удивленный игумен того монаха – чем же ты заслужил такую честь? А монах