Срок для адвоката. Михаил Кербель

стекло. Сбрасывает солдатский ватник и в одной гимнастёрке с автоматом с трудом протискивается внутрь. Удары сердца, стиснутого страхом, гулко бьют в голову, превратившуюся в один гудящий колокол.

      Шарит в темноте. И вот: «Есть!» – находит в углу на полу полмиски сметаны. Одним духом выпивает и облизывает, почти сдирая зубами верхний слой алюминия со дна миски. Лёгкий шум снаружи. Бросается в оконный проём, хватает с земли свой ватник и бегом обратно на пост.

      «Фух! Кажется, пронесло». Проверка пришла только через час.

      Через пару недель повторяет маневр. На этот раз подворачиваются две чёрствые, позеленевшие от плесени буханки хлеба. Пока вернулся на пост, давясь, сгрыз их, даже не очистив от плесени.

      Считается, что самый сильный побудитель к действию – это страх. Голод – сильнее страха. Особенно когда тебе восемнадцать.

      И чем тяжелее, чем труднее была служба, тем чаще, улучив любую минутку, Марк писал письма домой родителям и, конечно, Оле.

      Дубны, их крохотная двухкомнатная квартирка, прежняя жизнь теперь казались ему недостижимым раем, погружаться в который даже мысленно, в письмах и воспоминаниях, было огромным облегчением.

      «Не съев кило дерьма, не оценишь вкус чёрного хлеба…» – любимую поговорку их ротного командира Марк вспоминал не раз.

      Комната, где располагался музвзвод, была рядом с казармой его роты, и они часто вечерами встречались с Витей Белым, делились своей, теперь такой разной, жизнью, письмами из дома. Для Вити, как и для всего музвзвода, караулов не существовало. Их караулы – репетиции духового оркестра в клубе – мечта любого служивого.

      К концу первого полугодия солдаты сдавали экзамены по всем дисциплинам, и это была очень важная проверка. По её результатам судили о работе офицеров, поэтому нужно было костьми лечь, но «прыгнуть выше головы».

      Марку повезло. Сдав первую проверку на отлично, он получил блестящий знак «Отличник боевой и политической подготовки» с повышением в должности (из стрелка стал старшим стрелком), а также ручной пулемёт, который освоил не хуже автомата. Дружба со стрельбой продолжалась.

      Перевод

      Продолжалась и его комсомольская работа. По итогам полугодия Марк был признан лучшим комсоргом полка и вызван к начальнику политотдела части, который, торжественно пожав ему руку, сказал:

      – Ну, воин, молодец! Проси чего хочешь.

      Он, очевидно, ожидал, что Марк попросит отпуск домой или в крайнем случае неделю внеочередных увольнений в город. И как же подполковник удивился, когда услышал:

      – Переведите меня из второго взвода в первый.

      Офицер, насупившись, помолчал.

      – Сержант Иванников?

      Марк кивнул.

      – Хорошо. Сегодня же и объявим.

      На душе сразу посветлело. «Неужели этот кошмар: постоянное ожидание с замиранием сердца мерзкого стука каблуков с подковками Иванникова, его белые от ненависти глаза и хриплый крик: "Тревожная группа – Рубин и Гульмамедов в ружьё! На одиннадцатом посту нападение, двадцать минут,