Язва на полставки. Ирина Муравская

убеждаю саму себя и пока никто не видит запрыгиваю на узкую сценку.

      Холодный металл вертикальной балки приветливо обжигает ладонь. И как стриптизёрши на нём крутятся? Да ещё так пластично, сексуально, даже с достоинством. Некоторые такое выделывают, что диву даёшься. Красиво преподать себя ведь уметь надо. Не каждой дано. Со мной так точно без вариантов. По грациозности меня перещеголяет и беременная бегемотиха.

      Ржу сама с себя, заканчивая тупые попытки повыделываться.

      – Нет. Это явно не моя т… – замолкаю, натыкаясь взглядом на не пойми откуда взявшегося Демьяна. Ой. Чё он так быстро вернулся? Стоит, таращится на меня. Хм… что-то как-то неловко. – Я тут это… ну, типа, плюшками балуюсь…

      Молчит. Молчит и продолжает смотреть. Пристально, непонятно, безэмоционально. Чего ждать фиг поймёшь: начнёт высмеивать или снова поцелует. С ним вообще не угадаешь на какую реакцию рассчитывать. И это бесит. Дорого бы я отдала за возможность хотя бы пять минут поковыряться в этой странной голове. Особенно в том отделе чертогов разума, на котором висит ярлычок с моим именем.

      Вжимаюсь спиной в прохладную поверхность шеста, когда он резво запрыгивает на подиум и оказывается настолько близко, что мы сталкиваемся нос к носу. Почти… ведь я сильно ниже. Невольно задерживаю дыхание, заглядывая в потемневшие голубые глаза. Обычное светлые, они обещают вот-вот разразиться грозовым фронтом.

      Чувствую, как меня накрывает этот взгляд вместе с остаточным шлейфом сигарет. До слабости в подкосившихся ногах. Мы в прохладном помещении с работающим кондиционером, а я в летнем платье, однако мне становится нестерпимо жарко. Невыносимо жарко. Тут есть лёд? Даёшь ванную!

      Исходящие от Демьяна импульсы передаются мне, пронзая электрическим разрядом. По телу пробегает табун мурашек стоит ему коснуться меня. Он всего лишь невинно убирает рассыпавшиеся по плечу волосы, а меня подкашивает окончательно. Непременно бы грохнулась, не подхвати он меня.

      – Ты ведь не интересуешься малолетками. Сам говорил, – шепчу я неуверенно то, что вертится столько дней на повороте в мыслях, безропотно позволяя его рукам скользить вдоль моего тела, тормозя на бёдрах. Удерживая и не только. Чувствую, как жадно впиваются в кожу…

      – Я интересуюсь тобой. Другие меня не волнуют.

      И что это должно значить? Что я ему реально нравлюсь? Или что он тупо меня хочет? Он же сам буквально несколько часов назад дал понять, что не прочь меня трахнуть. Но и он же говорил ещё кое-что. Нечто куда более важное…

      Блин. Вечно скажет так, что нихрена не понятно. Додумывай сама, называется, в меру своих испорченных фантазий. Подробностей всё равно не светит. Пояснительная бригада к таким немногословным персонажам не выезжает. Нервы бережёт и бензин.

      – За совращение не боишься сесть? – до сих пор обидно. Шесть лет – не такая большая разница.

      Его ноздри сердито раздуваются. Ой, батюшки. Сердится, вы только гляньте.

      – Можешь хоть сейчас не язвить?

      – Могу. Наверное… – его губы приближаются. Такие манящие, такие… Такие… Снова нервно сглатываю. – Не уверена, что нам стоит это делать…

      Не уверена? Да я знаю это. На сто процентов. Мы не просто разные, мы из разных миров. Что из этого может получиться? Мне нужна постоянная движуха, он бы отгородился от людей, будь у него возможность. Я разбешайка, его спокойствию позавидуют Тибетские монахи. Я говорливый Какаду, он молчаливый удав. А удав может и сожрать птичку. Если проголодается. Или если она ему вдруг надоест своей трескотнёй…

      – А ты не думай. Оставь это мне, – меня без особого труда закидывают на себя и куда-то несут. А я…а я не сопротивляюсь, послушно разрешая себе не думать и ни в чём не сомневаться.

      Глава 1. Ну здравствуй, Питер

      POV Тома

      Перрон Московского вокзала разрывает истошный вопль. Рядом с ним завывания сирены во время срочной эвакуации показались бы ласкающей слух лунной сонатой. Вылетаю из раскрывшихся дверей новенького, ещё пахнущего краской поезда и мчу сквозь шарахающуюся в стороны толпу. Судя по непонимающим глазкам они всё ещё ищут бедного кота, которого переехало на рельсах. А это не кот. Это я кричала. На радостях.

      – Виу, виу, виу! – с визгом запрыгиваю на высокого парня с коротким ёжиком волос. Шанс быть красиво пойманной не оправдывается. Такое срабатывает только в постановочных фильмах. И не с первого дубля. Едва не встречаюсь затылком с асфальтом, но меня успевают кое-как удержать.

      – Куда копыта замахнула, кобылка? Тебе ж уже не шесть, – со смехом пыхтит брат, помогая подняться нерасторопной тушке имени меня. Его взгляд тормозит на моём носу, в левой ноздре которой блестит цветная стразинка. – Это что, пирсинг?

      – Нет, что ты. Гречку прилепила на жвачку, – хихикаю я, высовывая язык и хвастаясь металлическим шариком. – И тут, – заправляю крашенные чёрные волосы за ухо, показывая россыпь маленьких серёжек. – И тут.

      – Ты из себя дуршлаг решила сделать? Зачем столько дырок? Стоять, а что за наскальная живопись? – рукава