И никто не понимал в июле. Владимир Невский

отзывался только о Ленине и Чапаеве. Даже Фурманова недолюбливал. После контузии у него стала болеть голова и, вероятно, это как-то повлияло на его способность предугадывать будущее. Сначала, в сентябре тридцать седьмого года, он сбежал в другой город и устроился там помощником машиниста паровоза. Новой работой, к слову, был доволен, хотя помимо главной обязанности – то есть «смотрения» на дорогу с левой стороны – он должен был на подъёме бежать перед паровозом, держа ведро с песком, и сыпать песок на рельсы. Василий Петрович, тогда ещё просто Вася, долго не мог понять, зачем он удрал. Ну, было какое-то беспокойство и желание к «перемене мест». И лишь через год узнал, что за ним на старый адрес «пришли» уже через день после бегства. А железнодорожников никто не трогал. Их и на войну не брали. Второй раз он удивился в августе сорок первого, когда в разгар всеобщей паники и безостановочного отступления наших войск ему внезапно привиделась победа. Но в сорок первом он своё виденье уже осмыслил и выразил это такими словами: «Я успокоился, потому что появилась полная уверенность: мы победим». В третий раз он услышал подсказку незадолго до смерти Сталина. К сожалению, я тогда не уточнил, когда именно – в пятьдесят третьем году или раньше. Он понял, что дни «вождя» сочтены, но почему-то думал, что тот умрёт летом, а не в начале весны. А вот четвёртая подсказка была проверена уже мною, а не им. Василий Петрович сказал, что примерно в шестьдесят девятом году он уже знал – именно «знал», это его слово – о грядущем распаде Советского Союза, которое должно состояться примерно через двадцать лет. Я думаю, что подобных озарений у него было больше. Но рассказал он только об этих, исторических.

      – И в чём же их серьёзность? – спросила Эльвира.

      – Как – в чём? Ваши профессиональные интересы не имеют к ним отношения?

      – Имеют, – включился в обсуждение Станислав. – Но… если с первым эпизодом всё более или менее понятно, то остальные требуют уточнения. Помнится, Вольф Мессинг увидел нашу победу ещё до начала войны. Почему у него так, а у деда Василия – не так? Второе: что за странная веха – лето пятьдесят третьего года? Откуда она взялась? И, наконец, чем был знаменателен шестьдесят девятый год?

      Олег грустно усмехнулся:

      – А я сам не знаю. Предположения, конечно, есть.

      – Какие?

      – Туманные.

      – Тогда зачем весь этот рассказ? – раздражённо спросила Эльвира. – И намёк на что-то туманное? Хотите дать нам домашнее задание на ночь?

      – Да.

      – Я тоже так понял, – скромно заявил Стас. – Рассказ интересный; это скорее психологический ребус с примесью мистики. Однако и мне непонятно – что вас побудило к нему?

      – А я, кажется, догадалась! – с такой же тихой скромностью произнесла Эльвира.

      – Денисыч, скажи им пару слов, – объединив их почему-то в одну, противную сторону, попросила Анна Георгиевна. – Я тоже ни черта не поняла; зато как интересно наблюдать за думающими экономистами!

      Время приближалось к одиннадцати. Пора было собираться в обратный путь.

      – Олег,