Алый чиж (сборник). Андрей Анисимов

«Хрюпа» медленно вкатил в конюшню. Дверцу открыл солидный господин в белоснежном халате. Вглядевшись в господина, Гаврила Михеич с трудом признал в нем своего давнего кореша и собутыльника по Кочкодрому, ветеринара Соменко.

      – Сом, ты? – удивленно воскликнул Дыркин.

      – Меня зовут Николай Петрович Соменко. Использование кличек в обращении к людям в Хрюхрюпинске не поощряется.

      Парни, придерживающие Дыркина за локотки, выдали Соменко квиток, полученный Дыркиным в таможне по прилету, и еще одну гербовую хрюхрюпинскую бумагу. Соменко прочитал бумагу, расписался и, взглянув на Дыркина, пригласил:

      – Прошу к столу.

      Ребята схватили Гаврилу Меехича и поволокли в центр конюшни, к большому столу, смахивающему на пинг-понговый, но значительно ниже. Возле стола стояла высокая плетеная из прутьев корзина. Из нее, странным букетом, торчала пачка таких же прутьев.

      Все остальное произошло очень быстро. Дыркину приспустили брюки, как цыпленка табака, распластали на столещнице, после чего что-то обожгло нижнюю часть спины Гаврилы Михеича. После каждого удара Соменко монотонно повторял вид проступка.

      – Не мочись в банкомате. Не мочись в банкомате. – И так десять раз. Затем Соменко сменил прутья, вытер платком лоб и продолжил работу, приговаривая: – Не употребляй выражения, связанные с неуважением к своей матери и матерям знакомых и незнакомых тебе людей. – Потом, сменив прутья, снова вытер лоб платком. Следующая порция сопровождалась призывом не внедрять обозначения половых органов человека в жаргонной форме и в качестве дополнений и междометий. Десять ударов Гаврила Михеич получил за добавку слова «бля» в предложении, не имеющем отношения к продажной или развратной женщине. Еще десять за пьянство без повода и меры. Последние десять ударов Соменко произвел молча. Они предписывались в качестве еженедельной профилактической процедуры.

      Странное чувство испытал Гаврила Михеич, натягивая портки. Все время порки он выл, закатывал глаза, с трудом понимая смысл произносимых Соменко наставлений. Теперь, морщась от боли, чувствовал не только облегчение от конца процедуры, но и внутреннюю необъяснимую радость. Что-то покойное и светлое вошло в душу и сделало его существование осмысленным и понятным. Расписываясь в листочке с обязательством лично и без конвоя являться раз в неделю на конюшню номер три для профилактической порки, он уже знал, что не будет отлынивать и прятаться. Соменко, почувствовав настроение друга, участливо сообщил, что и он прошел через «радость» порки и пригласил Дыркина на воскресный обед:

      – Гаврила Михеич, вы не будете так любезны отобедать со мной в воскресенье, после верховой прогулки?

      – С удовольствием, Николай Петрович. Только вы не уточнили форму одежды…

      – Об этом мы сможем договориться. Мы с вами еще увидимся здесь во время профилактики.

      – До встречи, Николай Петрович. Передайте поклон супруге.

      – С удовольствием. А вы сестрице и ее мужу. Мне очень жаль вашего свояка Федора