Ты меня любишь. Кэролайн Кепнес

говоришь ты и пускаешься в рассуждения о плюсах и минусах эскапизма (я первым упомянул этот термин в нашем разговоре, и ты подхватила его вслед за мной).

      Ты сексуальна и уверена в себе, а я уже успел забыть, что такое испытывать влечение.

      – Отлично, – откликаюсь я. – Может, организуем фан-клуб?

      – Ага… Но сначала скажи, что же произошло.

      Вы, женщины, всегда хотите знать о прошлом, только ведь прошлое осталось позади. Прошло. Его больше нет. Я не могу признаться тебе в том, что эта книга помогла мне пережить тюремное заключение, стала лечебным бальзамом, который исцелил душевные раны от несправедливого ареста. Тебе ни к чему знать эти неприглядные подробности. У всех нас бывают периоды, когда мы чувствуем себя загнанными в ловушку, запертыми в клетку. И не имеет никакого значения, где конкретно настигают нас эти страдания.

      Я пожимаю плечами:

      – Ничего особенного. Просто черная полоса…

      Зато теперь я на собственном опыте знаю, что лучшая литература для тюрьмы – это пляжное чтиво.

      – Дебби поддержала меня…

      Когда Лав Квинн бросила.

      Ты не выспрашиваешь подробности (моя умница!) и говоришь, что тебе знакомо это чувство (кто бы сомневался).

      – Не хочу тебя огорчать, Джо, но должна сразу предупредить…

      Как мило – ты обо мне заботишься.

      – Тут не Кедровая бухта.

      Мне нравится твой пыл – ты явно напрашиваешься на схватку, – и я наклоняюсь к тебе над стойкой, за которой ты болтала со старпером.

      – Скажи это старикану, который сейчас тащит домой рекомендованного тобой Мураками. Кедровая бухта просто отдыхает.

      Ты знаешь, что я прав, и пытаешься изобразить едкую ухмылку, но твои губы сами расплываются в широкой улыбке.

      – Посмотрим, как ты запоешь, прожив здесь пару зим, – хмыкаешь ты и краснеешь. – Что в сумке?

      Я одариваю тебя своей самой лучезарной улыбкой, хотя уж больше и не надеялся, что она мне когда-нибудь еще пригодится.

      – Обед. И, в отличие от судьи Оливии Локхарт, у меня там целая гора еды. Можешь и брокколи съесть, и на мясо сесть.

      Вот дерьмо, неужели я это сказал вслух?! Ты утыкаешься в экран, пока я стою перед тобой как последний идиот, который только что намекнул на свой член.

      К счастью, ты томишь меня недолго.

      – Компьютер что-то барахлит. Напечатаем бейдж позже.

      Вот гребаная железяка! Или, может, это просто очередная проверка…

      Ты ведешь меня в комнату отдыха и спрашиваешь, в какое кафе я хожу – в «Савэн» или в «Савадти»? Когда я называю первое, Суриката отрывается от своего «Колумбайна» и делает вид, будто ее сейчас вырвет.

      – Фу. Ну и мерзость.

      Нет, малышка, грубое поведение – вот настоящая мерзость.

      Твоя дочь обожает «Савадти», и ты, похоже, на ее стороне. Тут мы не сходимся. Очень жаль.

      Ты кладешь руку мне на плечо – чудесно! – а другой приобнимаешь свою Сурикату. Ты собираешь нас вместе под своим крылом и говоришь, что мне еще многое нужно узнать о Бейнбридже.

      – Номи,