Птица, обитающая… Стихотворения. Мария Мельникова

еме Ridero.ru

      Предисловие

      Историю поэзии можно писать, говоря, к примеру, исключительно о судьбах лирического субъекта. Трансформации постромантического «я» в новейшей поэзии привели к распространению так называемого «плавающего» субъекта, расщепленной поэтической личности, существующей в пространстве внеиерархического мира, в ситуации тотального кризиса идентичности, приводящего, в свою очередь, к формированию новых идентичностей.

      В этой ситуации для молодой поэзии неожиданно стало важнейшим понятие опыта. Описание места себя-в-мире становится не просто маркером пребывания здесь-и-сейчас, но чуть ли не единственным способом сохранить представление о целостности говорящей личности. В стихотворениях Марии Мельниковой это самоощущение обретает яркость и убедительность: «Птица, обитающая в скрипучих качелях, / Голосом моего детства, или чьего другого – / Или чего другого – / Сообщает о лете, которое предстоит запомнить / Или не запомнить – не знаю, как все получится. / Сообщает о детстве, которое у меня было / И по этой причине не денется от меня никуда». Владение иллюзорным опытом становится чувством гораздо более сильным и насущным, нежели соотнесенность с десакрализованными внешними атрибутами реальности.

      Вообще, стихотворения Мельниковой задают координаты специфического стоицизма, так сказать, стоицизма новой формации, при котором нет даже и признаков самопостулирования «гордого человека» («ты Царь – живи один»); нет, здесь возникает своеобразный стоицизм самоумаления, такой себе апофатический стоицизм. Плюс – редкая в новейшей поэзии нота – своего рода морализм имморалистической эпохи, поиск некоторых оснований в культурном архиве – оснований не менее ложных, нежели мысль о собственном существовании, – и от того не менее значимых: «Мне будет сложно тебе объяснить, мое сердце, / Почему никого не надо любить, и я, правда, не знаю, / Что тебе посоветовать из мирового наследия, / Но мы будем работать над этим, мы будем работать… наверно…»

      Стихи Мельниковой устраняют ироническое самоуспокоение не только как метод, но и как возможность, это поэзия, нацеленная на осознание внутренней дисгармоничности, отчасти даже и признание ее, но никоим образом не возвеличивание, не придание ей ценностного начала. Баланс сложных психологических экспериментов лирического субъекта, производимых над самим собой, и внеположенного сомнительного мира с его неустановимыми требованиями и правилами, рождает жесткий и убедительный поэтический жест Марии Мельниковой.

Данила Давыдов

      Песни спальных районов

      Все это посвящается

      Некрасивой улице Хачатуряна,

      Ничем не напоминающей о композиторе,

      И смиренной улице Коминтерна,

      Ничем не напоминающей о Коминтерне.

      Названия улиц следует уважать,

      И то, что они называют,

      Тоже следует уважать

      В любом случае,

      Потому что когда на нас снова подует,

      Надо будет за что-то держаться,

      А держаться за что-то большое и важное

      Мы, как показывает практика,

      Умеем плохо.

      Двор

      Птица, обитающая в скрипучих качелях,

      Голосом моего детства, или чьего другого —

      Или чего другого —

      Сообщает о лете, которое предстоит запомнить

      Или не запомнить – не знаю, как все получится.

      Сообщает о детстве, которое у меня было

      И по этой причине не денется от меня никуда,

      И о том, что не надо грустить чрезмерно.

      Она не знает,

      А точнее, ей безразлично,

      О чем я грущу, но она так чудесно уверена,

      Так чудесно уверена, что не надо грустить чрезмерно,

      А лишь чуточку, чтоб как синий цвет у Сезанна,

      Как кислинка во рту, и детская фотография.

      Как это глупо —

      Птиц и мудрость закладывать в скрип, но поверье, есть вещи глупее,

      И я вам даже скажу: таковых большинство.

      Сигарета

      Сигарета,

      Падающая с балкона июньской ночью,

      Вряд ли знает что-нибудь об астрологии и кометах

      Или Викторе Цое.

      Да что она вообще может знать, кроме того разговора,

      Что велся, пока курили, – это если был разговор.

      А если не было разговора?

      Тогда это просто кошмар, а не жизнь. Вы, конечно, спросите:

      Какая, к лешему, жизнь у чем-то набитой трубочки,

      Летящей в потемках вниз, по направленью

      К говну, собачьему и человечьему, и битым бутылкам;

      Летящей – и этим разительно отличающейся от нас,

      Представляющих