Завещание сына. Андрей Анисимов

он раздумывал над способом проникновения в подъезд, дверь резко открылась, едва не стукнув его сталью в лоб. Широкий жест принадлежал высокому молодому господину, который в компании с двумя молодыми людьми и шикарной девицей покидал здание. Все выходившие пребывали навеселе и громко смеялись шутке, сказанной, видно, кем-то из них еще там, внутри. Ерожин понял, что компания возвращается из гостей, и, не теряя времени, боком проник в дом. В холле имелось помещение для консъержа, но комнатушка пустовала. Ерожин вошел в лифт и нажал пятую кнопку.

      Дверь в квартиру тоже защищала сталь. Петр Григорьевич позвонил. Реакции не последовало, и он нажал на звонок еще раз. Наконец внутри послышалась возня, и женский голос с тревогой спросил:

      – Кто?

      – Маша, не бойся. Это Петр Григорьевич Ерожин, друг и сослуживец твоего тестя. Мы несколько раз встречались у генерала, в Казарменном переулке.

      Дверь раскрылась и оказалась двойной. На пороге стояла Маша Грыжина и с испугом взирала на незваного гостя.

      – Что-то с Колей? – еле слышно прошептала она и побледнела.

      – Не волнуйся. Я о твоем муже знаю меньше, чем ты. Можно войти?

      – Конечно, только потише. Никитка уснул. Я его насилу уложила, – предупредила Маша и, заперев за Ерожиным дверь, повела сыщика в комнату.

      Квартира Грыжина-младшего отличалась дорогим аскетизмом. Мебели Ерожин обнаружил немного, но кресла и диван гостиной манили желтоватой лайкой, и Петр Григорьевич, еще перед тем как усесться, ощутил их мягкость и комфорт. Огромный экран японского телевизора утопал в нише. Единственным декоративным предметом в гостиной был огромный красноватый ковер.

      – Вас покормить? – просто спросила Маша. И от этого ее домашнего тона и простоты Ерожину стало легко и уютно.

      – Нет, Машенька. Я только что от Ивана Григорьевича, а генерал голодными друзей не отпускает, – с улыбкой отказался подполковник. – Я, собственно, и потревожил тебя из-за Николая. Иван Григорьевич не понял, почему твой муж так внезапно собрался в отпуск. Старик волнуется, вот я и решил вас навестить. Уверен, ты прекрасно знаешь, в чем дело.

      Маша сперва уселась в кресло напротив, но, выслушав гостя, внезапно вскочила и заплакала. Ерожин растерялся, тоже вскочил и, положив Маше руку на плечо, попытался ее успокоить.

      – Не надо плакать. Если Николаю что-нибудь угрожает, мы ему поможем. Только помоги разобраться, в чем дело. Мы же без пяти минут родня. Я Грыжина-старшего почитаю за отца, выходит, Коля мне как брат, – проникновенно произнес Ерожин. Маша перестала плакать, но плечи ее продолжали вздрагивать, и женщина непроизвольно прижалась к подполковнику.

      – Я ничего сама не понимаю. Не понимаю и боюсь, – прошептала она.

      – Садись и все мне расскажи, – попросил Ерожин и повел Машу к дивану. Та послушно позволила себя усадить. Подполковник уселся рядом и, поглаживая ее по спине, словно ребенка, ласково приговаривал: – Вот и хорошо, девочка. Вот и хорошо…

      Маша перестала дрожать и немного успокоилась. Через полчаса Петр Григорьевич