Осьминог. Неонуарная киноповесть. Борис Мышлявцев

азборчиво матерясь, побредет в сторону моря.

      Мимо пронесется, грохоча музыкой, полная хохочущих девушек японская тачка – и снова все стихнет. А матрос поймет вдруг, что потерял где-то свои кроссовки – и сейчас шлепает по лужам в одних носках. Он остановится. Вспомнит, что до «Морской звезды» в «Одноклассниках» познакомился с какой-то татуированной девушкой, а потом они пошли к ней в замкнутую многоугольником пятиэтажку из серого силикатного кирпича. Да, вот там-то он и разулся. Но где эта татуированная девушка? Где этот дом? А черт их знает! Матрос покачает головой и побредет дальше – вниз, к мерцающим в тяжелом тумане огонькам порта. Чужеземный муравей, на пару ночей одурманенный феромонами незнакомого муравейника.

      ГЛАВА 1. «Девушка в песках»

      Роман курил вторую сигарету подряд. Мелкий дождь покрывал высунутую в окошко руку бисеринками воды, но сигарета не гасла. Он сидел на пассажирском месте, а за рулем была его любовница Лена – тоненькая, провинциально-эффектная блондинка лет тридцати. Большие, как бы удивленные серые глаза, чуть припухшие губы, покрытые ярким лаком длинные ногти. Роман щелчком отбросил сигарету в дальнюю лужу и провел рукой по ежику немного поседевших волос.

      Чуть поодаль от их машины высилась огромная скульптура. Бетонная женщина с несколько изможденным лицом напряженно всматривалась в океанскую даль. На согнутой правой руке женщины сидел каменный малыш, левая рука – бессильно повисла. Вокруг ее массивной головы бесцельно кружилось несколько молчаливых ворон.

      Лена щелкнула по рулю обломанным красным ногтем и спросила:

      – Хочешь повести машину?

      Роман отрицательно покачал головой.

      – Нет. Я же объяснял тебе – больше не могу. И вообще: я дал себе зарок – никогда за руль не садиться.

      – Ты вроде и с алкоголем собирался завязывать, – усмехнулась Лена.

      – А я итак почти завязал, – довольно убедительно сказал Роман и пошарил рукой в бардачке.

      Он извлек оттуда початую, зеленоватого стекла бутылку виски и философски заметил:

      – Вот почему виски, купленный в Японии – хороший, а такой же, но купленный у нас – полная херня?

      Роман поболтал виски, сделал небольшой глоток, медленно закрутил крышку, поставил бутылку между коленей.

      – Не передумал увольняться? – спросила Лена.

      – Нет. Я уже давно хотел. С самого момента трудоустройства.

      – У тебя просто кризис. Это пройдет, – сказала Лена, немного наклоняясь к нему. – А работа ведь хорошая. Платят стабильно – и для общества полезная.

      Узкой рукой она погладила его колено.

      Роман глотнул виски и сказал:

      – Мне как-то разонравилось изучать людей. А тем более – изучать их трупы. И причины, по которым люди становятся трупами раньше запланированного природой срока.

      – А кого ты хотел бы изучать? – поинтересовалась Лена.

      Роман посмотрел на нее удивленно:

      – Как кого? Да вот хоть дельфинов. Или осьминогов. Я же до армии три курса на океанологии отучился.

      – И кто же нынче оплачивает изучение осьминогов? Торговцы с Морского рынка? – насмешливо поинтересовалась Лена.

      – Осьминогов изучают очень активно. Это ведь самые умные из беспозвоночных, – назидательно сказал Роман. – По интеллекту они сравнимы с кошкой или собакой. А в чем-то они даже и поумнее будут. У них есть самосознание. Они способны ставить себе долговременные цели и достигать их. Но при этом их разум совсем иной, чем у нас. Или чем у собак. У них абсолютно нет никаких эмоций в отношении своих собратьев. Ни-ка-ких. Вон, стоит каменная женщина, смотрит на океан, ждет своего мужа из рейса. А осьминожиха не стала бы так стоять, потому что ей было бы все равно.

      Лена удивленно приподняла аккуратно подведенные брови:

      – Никаких эмоций? Но ведь даже собака любит своих щенят… Или своего хозяина.

      – Осьминожиха к своим детишкам равнодушна. Если бы ей волю дали – она бы их просто съела.

      – И кто же ей воли не дает? – поинтересовалась Лена.

      – Природа, – ответил Роман. – Когда самка осьминога рождает своих осьминожиков, у нее полностью выключается чувство голода. Она ничего не хочет и не может есть. Поэтому, когда проходит положенный срок, она просто умирает от истощения.

      Роман закурил новую сигарету. На площадку, где они стояли, въехал еще один автомобиль, постоял буквально несколько секунд, развернулся и уехал обратно вниз, обдав водяными брызгами стайку нахохленных воробьев. Внизу сгущалась пелена опалесцирующего тумана, из которого, подобно шеям доисторических животных, торчали стрелы портовых кранов. Дождь пошел чуть сильнее, уже не мелкой моросью, а вполне серьезными, весомыми каплями застучал в заплаканное стекло.

      – У сестриного мужа сорок дней будет. Ты тоже приходи, – сказала Лена, и негромко включила радио. Болтливый диджей неуместно весело сыпал пустыми словами, словно комбайн по очистке семян подсолнечника выбрасывал из своего рта какую-то шелуху.