Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему. Джозеф Стиглиц

натурфилософия не видела ничего плохого в том, чтобы использовать других людей как средство достижения цели. Знаменитый историк античной Греции Фукидид говорил: «В человеческих взаимоотношениях право имеет смысл только тогда, когда при равенстве сил обе стороны признают общую для той и другой стороны необходимость. В противном случае более сильный требует возможного, а слабый вынужден подчиниться»[176].

      Имеющие власть заботятся о расширении собственных экономических и политических позиций или, по крайней мере, об их сохранении. Они также пытаются формировать общественное мышление, делающее приемлемыми такие различия в доходах, которые без их усилий считались бы одиозными[177].

      Поскольку понятие божественного права было отвергнуто еще в период формирования первых национальных государств, представителям правящих кругов стал необходим новый фундамент для укрепления собственного положения. Во времена эпохи Возрождения и эпохи Просвещения, которые ознаменовались возвращением к человеку и одновременно – промышленной революцией, сформировавшей класс городских рабочих, остро встал вопрос о необходимости поиска новых путей оправдания неравенства, – особенно тогда, когда критики системы (Маркс) заговорили о явлении эксплуатации[178].

      Авторитетная и самая распространенная теория оправдания неравенства появляется во второй половине XIX века – теория предельной производительности. Согласно ей те, кто больше производил, имели больший доход, отражающий их вклад в распределение богатств среди членов данного общества. Рынки конкуренции, функционируя согласно законам спроса и предложения, четко определяют ценность вклада в общественное развитие каждого индивида. Владеющие редкими и ценными навыками получают от этого механизма внушительные вознаграждения, так как их результирующий вклад в экономическое развитие крайне высок. Соответственно, труд индивидов без конкретных умений и навыков ценится низко. Разумеется, технологии в значительной степени влияют на ценность человеческих качеств: в эпоху экономики, основанной на сельском хозяйстве, ценились физическая сила и выносливость индивида, в современной технически оснащенной экономике бо́льшую роль играет интеллект.

      Технологии и дефицит, функционирующие на основе законов спроса и предложения, играют значительную роль в формировании современного уровня неравенства, однако не следует недооценивать роль правительства в этом процессе. Неравенство, как мы знаем, есть результат и экономических, и политических действий. В современной экономической ситуации правительство устанавливает и приводит в исполнение правила игры: что такое справедливая конкуренция, какие действия можно считать недопустимыми и незаконными, каковы правила объявления человека или компании банкротами, в каких случаях должник не обязан выплачивать свои долги, а также – что рассматривать в качестве мошенничества и как его остановить. Все

176

Фукидид, Пелопоннесская война, перевод Ричарда Кроули (New York: Modern Library, 1951), p. 331 (book 5.89).

177

Именно поэтому случаи, в которых власти предержащие добровольно отказываются от подобного, так интересны. В некоторых из них это вызвано тем, что власти понимают свои собственные долгосрочные интересы – и долгосрочные интересы тех, кому они должны служить. Это тот случай, например, когда король Бутана в 2007 году настоял на превращении своей страны в конституционную монархию. Он должен был убедить своих граждан, что это правильное направление. Элиты стран XIX века, которые распространяли образование, должны были знать, что существует риск, что в долгосрочном периоде это ослабит их доминирование в политике; однако краткосрочные экономические преимущества обладания более образованной рабочей силой, казалось, одерживали верх над долгосрочными политическими последствиями. См.: François Bourguignon and Sébastien Dessus, «Equity and Development: Political Economy Considerations», pt. 1 of «No Growth without Equity?», ed. Santiago Levy and Michael Walton (New York: Palgrave Macmillan, 2009). Дарон Асимоглу и Джеймс Робинсон (Daron Acemoglu and James Robinson) предлагают теорию, сводящуюся к тому, что демократизация – это способ для правящих элит взять на себя обязательства по будущему перераспределению и, таким образом, избежать крайностей революции, если начнутся социальные волнения. При недостатке сил для восстания репрессии или временные реформы (или перечисления) могут быть достаточны. Acemoglu and Robinson, Economic Origins of Dictatorship and Democracy (Cambridge: Cambridge University Press, 2006).

178

См.: Karl Polyani, The Great Transformation (New York: Rinehart, 1944). Даже до Маркса ученые пытались объяснить и оправдать неравенство и кажущиеся высокие доходы от капитала. Нассау Сениор (Nassau Senior), первый держатель кафедры Драммонда в Оксфорде, кто доказывал, что доходы, заработанные капиталистами, были компенсацией за их «воздержание» (иными словами, экономией или «не-потреблением»).