Елена. Лев Золотайкин

пользовались конспектами старательных однокурсниц, но не были совсем уж шалопаями, а последнюю сессию я, вообще, сдал на «отлично», да еще с четвертого курса работал на полставки в институтской мостоиспытательной лаборатории.

      Досуга-то хватало, а вот денег не было совсем.

      Так что развлечения были самые дешевые: кино, выставки, иногда театр, по рукам ходило много интересных книг.

      У одной девушки я выпросил «Библию» – огромное дореволюционное издание, и у меня хватило времени ее прочитать.

      Баграт, у которого родители бывали за границей, и, вообще, он жил в «доме на набережной», приносил много джазовых пластинок.

      А однажды мы с одной симпатичной однокурсницей попали на живой импорт. Это, когда к нам из Америки приехал мюзикл «Моя прекрасная леди».

      Музыка, костюмы, актеры – все американское и на английском. Это было шикарно.

      Еще в институте я стал поклонником известной тогда певицы Аллы Соленковой, ее удивительной красоты и чистоты серебряного голоса. Конечно, у подъездов я ее не ждал, но ходил на все концерты, благо пела она в Москве всего два-три раза в год, в зале Чайковского. Ну еще, в том же зале она пела арии Сольвейг в литературно-музыкальной композиции Всеволода Аксенова «Пер Гюнт».

      Но я ухитрился попасть и на ее единственное выступление в Большом театре. В тот день оперой «Вертер» со слушателями прощался великий Сергей Лемешев. В зале светопреставление, поклонницы рыдают, голос певца тонет в криках и аплодисментах, шестидесятилетний юбиляр полноват для юного Вертера. Остальные солисты тоже были в теле и в возрасте. Среди них хрупкая Соленкова прозвенела своим колокольчиком и на этом ее театральная карьера закончилась, и вообще она как-то странно исчезла.

      Еще одной культурной вехой для меня невольно оказался Леша Сперанский, вернее место его обитания. Прожив все детство в Барвихе, Леша, став студентом, поселился у своей тетушки, известной переводчицы Н. Дарузес. Его родная сестру оказалась у тетушки еще раньше, совмещая секретарские и хозяйские обязанности. Вот я и стал их частым гостем. Сама хозяйка скрывалась где-то в глубине квартиры, и я мог беспрепятственно пользоваться ее огромной библиотекой, где был и весь запрещенный тогда «серебряный век», и вся опальная литература 20-х и 30-х годов, и книжные новинки, которые тетушка получала как член Союза Писателей.

      Так что за студенческие годы сильно поменялись мои авторитеты и, вообще, весь литературный табель о рангах.

      Позже с книгами из этой библиотеки я успел познакомить и Елену.

      Закончив институт, Елена получила распределение в подмосковный Мостоотряд, где уже работал ее муж, что и помогло им не уехать бог знает куда, а закрепиться около Москвы. Сначала это было общежитие в Спасе, в районе Тушино, потом квартира в Химках.

      Елена четыре года отработала в Мостоотряде инженером технического отдела. Про эту свою жизнь она мне практически ничего не рассказывала, а я и не допытывался –