Елена. Лев Золотайкин

акомились,

      1977 год – мы поженились,

      1 февраля 2008 года Елена скоропостижно скончалась.

      Я с тупой надеждой ловил ее дыхание.

      Вот совсем ровное… перерыв… опять ровное… перерыв…

      Врач накрыла лицо Елены простыней.

      Принесли ширму и отгородили кровать.

      Мы с Еленой остались одни.

      А накануне вечером, после всего кошмара и суеты врачей дыхание у Елены выровнялось. Кончились хрипы, лицо опало, почти сошла синева, появился румянец.

      Я все время держал руку Елены с иголками от капельниц, но тут она уже совсем успокоилась и затихла.

      К приезду Гали, а потом Лени с женой, она уже как бы спала.

      Я совершенно не умею разговаривать с врачами. Всегда это брала на себя Елена. Но Леня и его жена работают в институте Склифасовского, поэтому у них разговор с врачом начался профессионально, со слова «коллега».

      В общем, решили, что сейчас Елену трогать нельзя и потом уже вечер, а утром мы организуем ее перевод в Склифасовского. Там все по-другому и специалисты, и аппаратура.

      Мы с Галей привезли из дома чистое белье, купили в аптеке памперсы, и Галя уехала.

      Часов в девять врач сняла капельницы. Я собрал всех дежурных сестер, и мы Елену переодели, сменили постель, уложили ее немного на бок, и дыхание вроде стало еще лучше.

      Я дремал у кровати. Тишина. Страх во мне сменился туманной надеждой, что вот Елена проснется, не поймет, где она находится, а я ей все объясню и успокою…

      Неожиданно, где-то часов в шесть, Елена стала часто дышать.

      Я побежал за дежурным врачом, все еще спали, с трудом нашел ее на другом этаже.

      Врач пришла, сразу вызвала еще одного врача, сделали несколько уколов. Я волновался, лез с вопросами, а они с отрешенными лицами меня не слышали, сделали еще укол… Наконец, дежурная врач с какой-то прямо злостью сказала: «Ну, что вы не понимаете, что она умирает».

      А неделя началась как обычно. В понедельник Елена занялась уборкой квартиры. Теперь она это делала с передышками и за день не успевала.

      Вечером прихожу – Елена с тряпкой в руках, вытирает пыль.

      – Ты что это на ночь глядя?

      – Как ты не понимаешь? У меня вечером сил больше.

      Елена всю жизнь была ночным человеком.

      Я встаю в пять утра, к десяти вечера у меня глаза слипаются. А у Елены за полночь идет все самое интересное по телевизору.

      В среду вечером Елена объявила, что утром она хочет съездить в «Ашан» (от нас это минут двадцать на маршрутке).

      Ходить с сумками Елене уже давно было тяжело. И в наши большие магазины: «Рамстор», «Перекресток», «Ашан» мы отправлялись запасаться по выходным.

      Шагали так это не спеша, под ручку, как бы гуляя по делу.

      Обратно я тащил сумки, но Елена же не могла быть слабой и обязательно требовала:

      – Дай мне одну сумку.

      – Не дам.

      – Дай, тебе говорю.

      – Не дам…

      Конечно, я сразу начал ее уговаривать подождать до субботы, но Елена уже решила:

      – Я чувствую себя нормально. Что я дома засиделась? Прогуляюсь за мелочами.

      Раньше я с работы звонил по необходимости, Елена могла прилечь отдохнуть, и я боялся попасть в этот «тихий час». Но тут как-то мы решили среди дня перезваниваться: дескать, старые уже, нужно страховаться.

      Поэтому часа в два, решив, что Елена уже вернулась, я позвонил и услышал в трубке: «Это скорая помощь…»

      От неожиданности я выключил связь и тут же набрал снова.

      – Вы что трубку бросаете? Вы кто?

      – Муж.

      – Вашу жену подобрали у «Ашана», везем в больницу.

      Дальше путаный разговор, из которого я, наконец, понял, что это больница в старых Химках.

      Я на стройке в Мытищах, сидим в прорабке, напротив мой напарник, смотрит на меня вопросительно.

      Слава богу, у него машина и мы сразу поехали.

      Елена лежала в торце коридора, у окна.

      Вся в капельницах. Глаза закрыты.

      Вид был ужасный, лицо посинело, раздулось, не дыхание, а какие-то хрипы.

      На меня сразу бросились: «Где документы?» Тут же кучей лежали вещи, я порылся в сумке, достал кошелек, паспорт. Заставили пересчитать деньги. Мне не до этого, но им важно, что денег довольно много и все целы.

      Врачи суетились с уколами, толком ничего не отвечали, и не мог я связать их отрывистые слова: «скачок давления», «кровоизлияние», «сердечный криз»…

      Видно, что очень плохо, нужно спасать.

      А что значит спасать? Вроде вот и спасают. Уколы, капельницы, врачи работают.

      Так, в суматохе прошло часа два и внешне состояние Елены стало улучшаться. Дыхание