Поэтическая афера. Григорий Карянов

товарищу, скажите, что я купил его черновики и что очень бы хотел, чтобы он явился ко мне сам. Думаю, деньги его заинтересуют и он обязательно придет, если ему, конечно, интересно, что я думаю по поводу его работ. А сейчас, господа, – сказал Чернов, вставая со своего кресла, – думаю, наш вечер подошел к концу, сегодня был один из самых тяжелых вечеров. Это просто балаган, а не литературный клуб. Всего доброго.

      Глава IV

      От Чернова мы решили выйти сразу же, как только он объявил о закрытии вечера. Ильич и Голубев остались у него, так как поступило предложение поужинать. Мы шли с Зориным, он нес чемодан, курил и молчал. Остановившись возле скамейки, он присел, поставил у ног чемодан и предложил мне сесть.

      – Я думаю, если он дал денег, значит, все не так плохо, как кажется. Вряд ли бы он стал платить за то, что не стоит и гроша. Кстати, сколько там? – поинтересовался я.

      – Это ты просто плохо знаешь Чернова, – он показал мне деньги. – Здесь хватит на месяц безбедной жизни. Это значит, что он очень хочет видеть этого автора. В том, что наши стихи чего-то стоят, я до сих пор сомневаюсь. После того как мы представим ему автора, он может с улыбкой попросить его больше никогда не держать в руках перо. Угостить его выпивкой, поговорить о чем-то насущном и с миром отпустить. Но раз он сказал, что говорить будет лишь с автором, по-другому не будет.

      – Просить кого-то из своих, ну, Голубева или Ильича, смысла нет.

      – Он их знает, это должен быть человек извне, молодой поэт, с которым мы случайно познакомились и который попросил меня показать его работы. Ладно, хватит сидеть, пошли на Каланчевскую, возьмем чего-нибудь поесть и, может быть, графинчик, – сказал Зорин и, взяв чемодан, мы двинулись дальше.

      В пивной было многолюдно, даже не хотелось здесь оставаться, но это уже было наше с Зориным место. Мы взяли себе рыбу с лучком, картошечки, черный хлеб и графинчик водки.

      – Я предлагаю сказать Чернову правду, так, мол, и так, хотели мнения со стороны, объективного мнения. Вот и придумали этого автора, – предположил я.

      – Нам не стоит это делать от своего имени, понимаешь? По возможности нужно держать это в секрете. Если вдруг попрет, ты представь, придется считаться со всеми, чтобы из зала не выкрикивали: «Не автор это!» или «Да их там целая шайка пишет, эти стихи». Если они Чернову понравятся, думаю, он может сделать интересное предложение нашему поэту, вот только вопрос, где его взять.

      Я смотрел на людей за соседними столами и понимал, что невозможно вот так просто подойти к человеку и попросить побыть на какое-то время нашим другом и познакомиться с товарищем Черновым, чтобы он Вам высказал все, что думает о Ваших стихах, которые Вы, конечно, не писали, но это пункт нашей дружбы – выслушивать все, что скажет Чернов о Ваших стихах.

      – А может, действительно денег предложить? – поинтересовался я.

      – Я тоже думал об этом, в одном театре, здесь недалеко, знакомый у меня есть, только знает его Чернов, сам же меня с ним, кажется, и познакомил.