У стен недвижного Китая. Дмитрий Григорьевич Янчевецкий

он был подан, на паровоз сели Анисимов, подполковник Самойлов, Садовников, служивший в Русско-Китайском банке и бывший при Анисимове за переводчика, и я. Перед Лутайским каналом мы остановились, и Анисимов приказал прислать 7-ю роту Полторацкого в подкрепление. Я соскочил с паровоза и стал бродить по насыпи.

      Был чудный летний день. Безоблачное небо н горячий застывший воздух. Мутная вода тихо струилась между узкими берегами канала. Приятно было бы отдохнуть в тени тополевой рощи, по ту сторону моста.

      Пальба орудий и ружейная трескотня забавляли меня.

      Жж!.. Жж!.. Что-то свистело и пролетало над головой, точно веселые стрекозы над сонным прудом.

      – Что это такое? – спросил я подполковника Самойлова, который через бинокль внимательно осматривал горизонт.

      – Это китайские пули. Не правда ли, как китайцы метко стреляют? – ответил Самойлов, продолжая глядеть в бинокль.

      – Ho ведь у боксеров нет ружей.

      – Это вовсе не боксеры. Это китайская регулярная пехота и артиллерия. Орудия стоят в той роще, а их стрелки за валом. Вот вам и настоящая война! Посмотрите, сколько там китайских войск на горизонте. Они переходят железную дорогу. Их там, наверное, несколько тысяч.

      На горизонте было ясно видно передвижение больших войск с красными и пестрыми трехконечными или четырехугольными знаменами. Издали доносился неясный гул и звучание труб.

      Неизвестно откуда долетавшие пули вонзались в насыпь и сбивали пыль. Гранаты шурша зарывались в вспаханную землю и разбрасывали песок.

      – Но это очень неприятно, когда пули и гранаты ложатся так близко, – заметил я.

      – Пустяки! Вы только не подворачивайтесь, – ответил Самойлов, не спуская бинокля, – левый фланг китайцев уже отступил.

      Наши орудия и стрелки упорно обстреливали китайцев и заставили замолчать их левый фланг. Зато правый фланг китайцев стал стрелять еще энергичнее.

      Мичман Браше с пушками стоял у насыпи железной дороги и обстреливал предместье Тяньцзина, где засели боксеры.

      – Ваше бла-родие! Позвольте пальнуть в тот стог, за им манзы засели, – просил матрос Браше.

      – Ну, валяй!

      Выстрел – и из-за стога, как воробьи рассыпались боксеры, но казаки, лежавшие вдоль насыпи, зорко следили за ними и подхватили их пулями из винтовок.

      – Ваше бла-родие! – снова просил матрос, – позвольте пальнуть вон в того манзу, что бежит как угорелый.

      – Не сметь! Кто же стреляет гранатой по одному человеку! Не стрелять без моего приказания, – рассердился Браше.

      В предместье, которое попалось под наши выстрелы, было полное смятение. Жители покидали свои дома и спасались бегством в город. Кто бежал, кто тащил на себе узлы, женщин, детей, стариков, кто спасался на двухколесной тяжелой арбе, запряженной мулами. Вот понесли в синих носилках мандарина, а за ним поплелась его челядь, таща домашний скарб.

      Упорные боксеры спрятались в ближайших фанзах и сквозь окна продолжали стрелять по нашим. Поручик 12-го