.

роверила свой собственный карман,

      билет нашла и, не зевая,

      продолжила, как все, ждать строгого проводника.

      Причину остановки экстренной не зная,

      прилипла взглядом к пустырю возле окна.

      Тот пассажир, что был напротив,

      вдруг ухмыльнулся и помял билет:

      “Вы знаете, а я ведь, вроде,

      на поездах не ездил за все тридцать лет.

      Всё самолёты, перелёты, взлёты

      и вера в то, что авиакрушений нет…”.

      К нам подошёл вдруг проводник и что-то

      соседу проколов в билете, мне сказал: “Где Ваш билет?”.

      Тот проводник был молод, точно школьник,

      и волосы, и кожа так белы,

      как будто он увидел призрака иль сам покойник,

      а глаза сизые – цвет пустоты,

      но отстранён, как будто бы военачальник,

      а губы – только линии и без крови…

      Взгляд врёт – это совсем не мальчик.

      Я отдала ему билет с словом: “Лови”.

      Приняв билет он осмотрел его три раза,

      затем вернул ни слова не сказав.

      Когда ушёл в другой вагон, услышала от пассажира сзади:

      “Вот зараза! Весь мой билет в пять дырок искромсал!

      Теперь наверняка доеду, вот спасибо!

      Уж лучше бы ссадил через окно!

      Я в поезде этом не первый раз, но за какое диво

      пять дырок сразу – или за какое зло?”.

      Закрыв глаза, я продолжаю ехать

      и чувствовать всем телом поездную дрожь -

      раз снова тронулся, значит доехать

      нам всем сегодня суждено.

      Я вышла на перроне зябком

      совсем одна, а остальные укатили вдаль,

      но вдруг увидела тень рядом -

      мальчишка-проводник платформу покидал,

      наверное, сошёл меня чуть раньше,

      наверное, живёт где-то вблизи…

      Взяв саквояж, я зашагала дальше,

      стараясь сквозь туман уверенно идти.

      Всё октябри. Они всегда в туманах,

      а к ноябрям и морось набежит.

      Все говорят: “Везунчики в тех странах,

      в которых солнце круглый год блестит!”.

      А я не верю. Я люблю туманы

      и осень под ногами как шуршит.

      И думается мне: “Кто любит лишь чужие страны,

      тот от себя в своей стране бежит”.

      Спускаясь медленно в тоннель по грифельным ступеням,

      стараюсь думать только о тепле -

      на берегу ждёт домик и в нём, без сомненья,

      найду спокойствие своей душе.

      Я просыпаюсь медленно, со скрипом

      пружин кровати старой – за окном

      то ли прибой шумит водой со всхлипом,

      то ли вздыхает так сам древний дом.

      Встаю – прохлада щиплет стопы -

      умыв лицо к вещам бегу.

      О чём я думала однажды, чтобы

      арендовать эту нору?

      Поев и хлеб горячий, и чай горький

      мне всё равно всё холодно. “Так печь топи!” -

      шепчу себе и, встав, беру маршрут нелёгкий -

      по берегу за вымытыми ветками пройти,

      но выйдя, замираю от сомнений:

      опять туман и тишину, и слепоту нагнал.

      Однако не хочу потом дрожать от сожалений -

      кто отказался от огня, тот, знаете, не замерзал.

      Закрыв дверь за спиной предельно крепко,

      чтоб налетающий обычно с моря ветер не сорвал с петель,

      я ставлю цель себе: хотя бы одна ветка -

      без ветки я не дам себе уйти!

      И я шагаю, и шагаю, и шагаю,

      а где-то справа сквозь туман прибой звучит.

      Иду я прямо, но я забываю

      обратный путь…

                            Смогу ли вновь найти?

      Шагаю медленно, спешить как будто никуда не надо,

      со всех сторон густой туман и тягостно прибой звучит,

      и руки спрятаны в карманы…

                                          И ощущение, что где-то далеко болит,

      но что болит – совсем не помню,

      а может даже и не знала никогда,

      и боль фантомная, и я фантомом

      сейчас здесь где-то, где шумит вода.

      А веток нет… Следов моих почти не видно,

      зато вокруг белым-бело,