Война. Аркадий Бабченко

себя ничего, кроме растерянных глаз в захлопывающемся чреве «коровы»?

      Все это неправильно. Так не будет. Так не должно быть.

      Я старательно наматываю портянки и стараюсь не смотреть на Киселя, которой стоит в одних штанах и шевелит пальцами босых ног, и на сидящего рядом Вовку.

      Мы втроем думаем об одном и том же. Меня забирают, а они остаются.

      Я вдруг чувствую сильную злобу на Киселя. Меня раздражают его белые мясистые ноги, буквы на спине, руки в карманах брюк. Он словно предал меня, бросил. Я понимаю, что в этом нет его вины, но все равно злюсь на него. Я ничего не могу с собой поделать. Кисель был самым старшим из нас, самым опытным, мы всегда чувствовали его покровительство, его советы были самыми дельными, а решения – самыми правильными. Он был нашим старшим братом, и мы искали у него защиты.

      И вот теперь Кисель остается в тылу, а я улетаю. Один.

      Мы не смотрим друг на друга. Мы больше не вместе. Я сам по себе.

      – Ну ладно, Кисель, – говорю я и протягиваю ему руку. – Пока.

      Кисель вдруг начинает спешно одеваться.

      – Я пойду с тобой, – говорит он. – Я пойду с тобой и попрошу майора, чтобы он меня тоже отправил. Мы должны быть вместе. Куда ты, туда и я. Не хочу больше оставаться здесь.

      – Кисель, – говорю я, – не надо. Ты же не хочешь лететь. Может, правда, будешь печь булочки в Беслане.

      – Нет, нет, – запинаясь, быстро-быстро тараторит Кисель. – Ты что, еще ничего не понял? Никто не останется, мы все летим туда, здесь никто никогда не остается. Какие булочки, посмотри, тут же тысячи три человек, мы всю страну завалим булочками! Это транзитное поле – либо туда, либо оттуда, нас привезли сегодня, чтобы отправить в Чечню; нас всех родили, вырастили и воспитали только затем, чтобы сегодня отправить в Чечню. И я хочу быть с тобой.

      – Я тоже, – говорит Вовка, – я тоже пойду с вами к майору.

      Кисель, умная голова, в один момент взял и расставил все по своим местам.

      Я неожиданно для себя вдруг хлюпаю носом, глаза мои становятся влажными. Хорошо, что они снова со мной.

      Мы втроем идем к майору. Он все так же сидит на земле и раскладывает личные дела. Отдельно ото всех лежит еще одна маленькая стопка, дел пять, не больше, и я успеваю прочесть свою фамилию.

      Я докладываю майору о прибытии. Он не поднимает головы, бросает коротко:

      – Сформирована команда из пяти человек. Будете служить в Моздоке, как я и обещал. Стойте здесь, сейчас за вами придет сопровождающий офицер. Всё.

      Раз – и поменял все майор местами. Теперь, оказывается, я остаюсь.

      Мне начинает надоедать эта катавасия.

      – Товарищ майор… – говорю я. – Товарищ майор, разрешите обратиться. Нас трое.

      – Что? – спрашивает он.

      – Нас трое. Я, Татаринцев и Киселев. – Я понимаю, что майор уже ничего менять не будет, ему нет до нас никакого дела. Ему все равно, кто полетит, а кто останется. Но вдруг он все же сжалится, вдруг заменит меня, я же не в тыл прошусь, наоборот.

      – Товарищ майор, мы с самого начала