По ступеням «Божьего трона». Г.Е. Грум-Гржимайло

под кабак и харчевню; но, видно, пустыня эта не оправдала ожиданий предприимчивого китайца, так как на возвратном пути мы уже не нашли здесь шеста с красной тряпицей – обычной вывески таких заведений. Наконец, впереди показались ряды и отдельные группы деревьев, а вслед за тем мелькнула и полоса луга. Мы прибыли на речку Ло-тай, долина которой, известная своими каменноугольными копями, оказалась изрытой норками песчанки, самого распространенного и обыкновенного в южной Джунгарии грызуна.

      Речкой Ло-тан начиналась с запада цепь оазисов, в административном отношении подчиненных цитайскому уездному начальнику и разграниченных небольшими пустошами, тоже когда-то бывшими под культурой, но теперь почему-то оставленными. Впрочем, на восток от Гучэна степь снова начинает преобладать, так что уже за селением Му-лэй китайские поселения встречаются не иначе, как отдельными хуторами, да и то разделенными обширными пространствами волнистой степи. Наиболее богатыми и плодородными участками этой части Бэй-лу следует считать западные оазисы – Джымысар и Сань-тай, хорошо орошенные и густо поросшие лесом. В особенности богат лесом оазис Сань-тай, который, как кажется, орошается арыками, выведенными из целого ряда речек, сбегающих сюда с Тянь-шаньского гребня; из них речка Ло-тай крайняя с запада, а Со-ца-хэ с востока.

      В километре от речки Ло-тан мы натолкнулись на развалины не то города, не то буддийского монастыря, которые я, мало в то время знакомый с историей этого края, осмотрел, к сожалению, очень поверхностно.

      Цин-хо-цюань – название ничего нам не объясняющее, и если бы случайно не удержалось здесь другого названия – Ло-тай, мы были бы в затруднении определить эпоху существования этого городка.

      Ло-тай, конечно, испорченное тюрками слово Лунь-тай, о котором упоминали в своих записках как Чань-чунь, так и известный монгольский сановник Елюй Чутай[57]. На юг от него высится трехглавый Богдо, который в таких красноречивых выражениях описывается Чань-чунем. «Три пика вместе вонзаются в холода облаков! Окруженные падями и уступами, четыре отвеса высятся рядом! Снеговой хребет сопределен здесь небу, и никогда не достигнет его человек! Там озеро есть: в его ледяной (зеркальной?) поверхности отражается только солнце, простым же смертным оно почти недоступно (о нем есть поверье: если смотреться в него, то лишишься рассудка). Там утес есть, неприступный и крепкий: никогда гибельный меч не обрушится на того, кто сумеет укрепиться на нем. Там скопление вод: водой выступающих ниже источников орошаются яровые поля. Да, эта славная твердыня есть первая в Северных странах, и нет человека, который сумел бы изобразить ее на картине!»

      Долину Ло-тай мы покинули 19 августа. За городищем Цин-хо-цюань потянулись уже более современные развалины фанз и пикетов, обязанные своим происхождением восстанию мусульман. Они тесно примыкали к маленькому, но чистенькому базарному местечку Сань-тай, населенному китайцами и таранчами. За Сань-таем потянулись сады, настоящие

57

«Труды членов Российской духовной миссии в Пекине», IV, с. 301; Бретшнейдер. «Mediaeval researches from Eastern Asiatic Sources», с. 66, примеч. 159.