Топливо твоих кошмаров. Герман Шендеров

класса, а во дворе – веселую пацанку и свою лучшую подругу. На рыжих волосах кровь почти незаметна, я тогда даже поначалу не понял, что произошло. Смотрел с глупым выражением на лице, как девушка, которую я любил, лежит на бетоне и бьется в конвульсиях. Разбивая ее неожиданно мягкий череп загнутым куском арматуры, я не мог принять, не мог жить с тем фактом, что та, которой я готов был посвятить всего себя, предложила мне этот жестокий, нестерпимый суррогат любви – дружбу. Теперь я вспомнил, теперь я осознал. Слезы катились по щекам, и я размазывал их рукавами, оставляя кровавые разводы на одежде, то и дело натыкаясь пальцами на металлический рог, торчащий из моего лба, пронзающий голову насквозь, вместе с бесконечным вязким чувством вины, давящим и опустошающим.

      Обернувшись, я посмотрел на проклятую девятиэтажку. В зарешеченных окнах уютно и маняще горел свет – было ощущение, словно мне снова четырнадцать, и я возвращаюсь домой к ужину после долгой прогулки.

      Мысленно вычислив, какое из окон принадлежит двадцать первой квартире, я вперился взглядом в забранное бордовой шторой окно на пятом этаже. Где-то там мелькнула долговязая длинноволосая тень. С легким сердцем я зашагал в сторону подъезда. Мне здесь самое место.

* * *Альтернативная концовка:

      – Арина! – крикнул я изо всех сил, точно моя жизнь зависела от этого крика, – Я не могу встать, помоги мне! Нога совсем не слушается.

      Я видел, как девушка колеблется. Всего шаг – и она на свободе. Но рыжая нервно закатила глаза и все же спрыгнула с подоконника в квартиру.

      И, когда Арина уже собиралась сделать последний роковой шаг, когда я почти мог дотянуться до нее рукой, перед моими глазами и в самом деле встала та картина из прошлого, которую я так долго старался забыть. Пальцы сами собой разжались, и кусок арматуры с грохотом упал на пол.

      – Стой! – крикнул я, – Брось меня! Управдом здесь! Он пришел за тобой! Беги!

      Я видел, как она колеблется. Как темные глаза под прядями волос бегают из стороны в сторону, точно девушка ищет, куда бы спрятаться, куда бы забиться и исчезнуть, лишь бы не принимать решение. Наконец, Арина бросается, вытянув вперед раскаленную, тлеющую, будто поленья в печи, руку.

      – Я же сказала, своих больше не брошу! – выкрикнула девушка, хватая своей пышущей жаром пятерней черное запястье Венички. Тот тут же мгновенно заверещал многоголосым хором, в нос мне ударил запах паленой плоти, а рука Арины раскалилась добела. Я видел, как по всему ее телу пламя собирается в одну точку, как антрацитовая кожа сереет и осыпается в ее хватке, а сама девушка повторяет одну и ту же фразу раз за разом:

      – Я ни в чем не виновата! Не виновата, слышишь! Это не моя вина! Не моя вина, тварь!

      С паническим визгом хватка Венички разжалась – моя нога была свободна. Уже потухшей, черной от сажи рукой, Арина подхватила меня под локоть и потянула вверх.

      – Осторожно! У тебя за спиной! – предупредил я, вспомнив о том, что прямо сейчас на месте унитаза по пояс