Третье дело Карозиных. Александр Арсаньев

где их встретил самолично Марк Соломонович. Внешность его удивила Катеньку – он поразительно походил на собственного племянника. Точнее, это племянник был полной копией дяди. Марк Соломонович был лет около пятидесяти, но сохранил еще юношескую гибкость членов, был довольно высок, строен, а черные и кудрявые его волосы были аккуратно подстрижены и только слегка серебрились на висках. Лицо его, продолговатое, с характерным носом, почти не имело возрастных морщин, только у тонких губ лежали две складки, а большие и влажные карие глаза, спрятанные за пенсне, смотрели не без задора, хотя и с надлежащим почтением. Одет он был строго и аккуратно, как и все нотариусы – в черный костюм-тройку и белую сорочку с крахмальным воротничком, а шелковый галстук был повязан не без щегольства. Глядя на него, Катенька отчего-то подумала, что этот нотариус принадлежит к породе, как выражался Аверин, «хитрых лисов», и еще о том, как хорошо, что Анна Антоновна поехала с ней.

      – Добрый день, добрый день, милые дамы, – мягко проговорил Марк Соломонович, склоняясь над ручкой Анны Антоновны. – Чем обязан столь лестному визиту? – и хитро прищурился, переведя взгляд на Катеньку.

      – Здравствуй, Марк, – ответила на это приветствие Анна Антоновна, и Катеньку удивило в очередной раз, что она с ним на «ты». – Вот, привезла к тебе мою родственницу, безмерно мной обожаемую. Знакомься, Катенька, это и есть Марк Соломонович Гольдштейн. – Катя кивнула и улыбнулась. Нотариус ответил приязненной улыбкой и заинтересованный взглядом. – А это Катерина Дмитриевна Карозина. Мы к тебе, Марк, по одному весьма деликатному вопросу.

      – Ах, ну у меня же все вопросы деликатные, – тотчас откликнулся нотариус и предложил дамам сесть в высокие кресла, а сам занял место за обширным столом, который занимал добрую половину небольшой его конторы. Другую половину занимал шкаф с хитроумным замком, а у двери еще и пристроился сейф. – Я весь внимание, дражайшая Анна Антоновна, – проворковал он, впрочем, без всякого подхалимажа.

      – Катюша, ты не против, если я сама всю эту историю изложу? – глянула на Катеньку Анна Антоновна, и Катя согласно кивнула. – Ну, а ты, если что не так, поправишь. В общем, так, Марк, – заговорила Анна Антоновна, глядя на нотариуса, – дело это давнее… Сколько?.. Да уже года два, должно быть, прошло. Еще когда Михаил Иванович Морошкин был жив, помнишь ты такого?

      – Ах, ну как же мне его не помнить, – снова откликнулся Марк Соломонович.

      – Так вот, дело касается векселей на пять тысяч, которые ты заверял. Помнишь такое дело?

      Гольдштейн помолчал, энергично подвигал тонкой ленточкой бровей, причем его пенсне осталось на месте, что снова удивило Катеньку, а затем порывисто поднялся и шагнул к шкапу. Погремев связкой ключей и повозившись с замком, он наконец открыл дверцу и деловито принялся что-то там искать. Через несколько минут он положил на стол перед собой довольно объемный фолиант.

      – Если же память мне не изменяет, – с улыбкой сказал он, открывая книгу, – а она мне не изменяла до сих пор, то то, что вас интересует,