Ведьмин век. Трилогия. Марина и Сергей Дяченко

сама не знала, откуда взялось это последнее слово – оно выскочило, как по наитию. И в ту же секунду ей показалось, что лицо инквизитора дрогнуло. На мгновение; вдохновленная победой, она растянула губы в свирепой ухмылке:

      – А, не нравится?!

      Ей казалось, что по узкому темному лабиринту она проталкивается к чему-то… к чему-то, чем она сможет ранить его по-настоящему. Даже, может быть, убить.

      – …Палач и предатель. Тебе еще воздастся! За то… за то, что ты ее отдал!..

      Она понятия не имела, о чем и о ком говорит. Но цель была рядом: инквизитор побледнел. Ох как он побледнел – Ивга и не думала, что это возможно…

      – Да! Ничего тебе не забудется, потому ты и садист ненормальный, потому тебе пытать – одна радость в жизни… которая осталась… Ты даже тех баб, – она захлебнулась, но продолжала: – Тех баб, в притоне своем… ты их мучил, да? Как крыс? Тебе иначе без удовольствия?!

      Кажется, она нащупала в нем живое место. Теперь ей хотелось его достать; ей так сильно этого хотелось, что на языке неожиданно рождались слова, до которых она в нормальном состоянии не додумалась бы никогда в жизни:

      – Тебе любить – нечем! Потому ты и женщин мучить взялся… Потому что… помнишь – тебе было приятно, когда она умирала! Ты понял, как это сладко, когда…

      Он не шевельнул и бровью, только зрачки его вдруг расширились – и она получила удар. Да такой, что потемнело в глазах, голос мгновенно сорвался от крика, а на свитер хлынула кровь из носа. Теплая жидкость на губах, на руках…

      Она боялась крови. От одного вида ее теряла сознание; на этот раз мягкий обморок был во спасение. Она очнулась через минуту, лежа лицом в траву; ее голова была как футбольный мяч, по которому колотят десятки ног, обутых в бутсы. В ушах звон и крики трибун, и рев, и аплодисменты…

      Она заплакала. Не от жалости к себе – просто от невозможности терпеть всю эту боль. И души и тела.

      Потом сквозь шум стадиона, существующий только в ее воображении, пробился шум мотоцикла. Стих, уступая место озабоченному голосу:

      – Господин, может, помочь?

      Спокойный голос в ответ. Абсолютно бесстрастный, четко произносящий каждое слово… но Ивга не может понять, о чем речь.

      – Так на спину же надо… Лицом вниз – так еще хуже будет…

      Снова спокойный ответ… с еле слышной ноткой раздражения. Или ей мерещится?

      – Хорошо, господин… пусть поправляется…

      Удаляющийся шум мотора. Трава под ее лицом теплая и красная – или это тоже мерещится?..

      Я – ведьма. Ведьмы должны быть злыми.

* * *

      Клавдий проводил мотоциклиста глазами. Подождал, пока зеленая куртка, наполненная ветром, как пузырь, скроется за поворотом.

      И еще подождал – пока пройдет дрожь. Даже руки трясутся, вот пес-то… Сигарета вот-вот выскочит…

      Он слишком хорошо о себе думал. Как о человеке с железными нервами, со стопроцентной защитой; ан нет, пришла случайная девчонка, пальчиком ткнула – и стоит Клавдий Старж на обочине, рядом со слегка побитой