Меховой интернат. Эдуард Успенский

садовода.

      – При чём тут садоводство? – удивился дир. – Это я варенье варю.

      – Наверное, у вас ягод много. Пропадают.

      – Ягоды? – удивился дир. – Я овощное варенье варю. Помидорно-капустное.

      – Это входит в ваши обязанности как дворника или как директора?

      – Как врача.

      – Почему как врача?

      – Потому что матушка Зюм-Зюм заболела. Её надо лечить.

      Люся разглядела ведро на костре и белый халат на Меховом Механике. И учуяла запах потрясающего капустного варенья с помидоровым уклоном.

      – Матушка Зюм-Зюм – это наша кормилюндия. Её надо ставить на ноги, а у меня ни одного хендрика нет. Не пришли ещё.

      «Оказывается, хендрики ходят! – отметила про себя Люся. – Наверное, они вроде цыплят».

      Вслух она сказала:

      – Извините, дир. Меня уроки ждут. Бумажный Получальник в кабе? В кабинете?

      – Он в главном управлении Получальников на проверке. Возьмите Большой Вафельный Отметник.

      – А как им пользоваться? – спросила девочка.

      – Очень просто. Он сделан из вафли. За каждый правильный ответ можно давать учащемуся грызть. Чем лучше ответ, тем больше можно откусить.

      – Они ж его сразу съедят.

      – Вы не давайте. Он разделён на квадратики, как шоколад. За пятёрку пять квадратуриков. За четвёрку – четыре. За двойку – только понюхать давайте, а кусать нельзя. Те, которые нанюхаются, очень хорошо потом учиться начинают.

      Люся прошла в директорскую, взяла Вафельный Отметник и потянула за шарик начинальника.

      При её появлении в классе интернатники встали на передние лапы. От радости они махали задними лапами и раскачивались.

      Люся посмотрела на часы и сказала:

      – Блюм.

      Класс радостно рухнул. Но тишины не было. Кто-то тихо барабанил лапами, кто-то урчал, кто-то колотил по скамейке хвостом.

      – Что это значит? – спросила Люся удивлённо. – Почему шум?

      – Это мы вам радуемся! – сказал щекастый Бобров.

      – Спасибо! Я тоже рада вас видеть. Но при этом я не стучу хвостом по столу и не рычу. Нужно учиться выражать свою радость по-другому. Если вы от радости зарычите на человека, он насторожится. Испугается и убежит. Надо улыбаться. Вот так.

      Люся показала, и все интернатники сделали «вот так». Получилась просто жуть. Столько зубов, один острее другого! И все оскалены для показа. Особенно старался Сева Бобров. Он выставил все свои зубы, как будто собирался перегрызать колючую проволоку.

      – Нет, – сказала девочка. – Так получается ещё хуже. Не только простой прохожий, милиционер испугается. При улыбке надо уголки рта поднимать вверх.

      Интернатники попробовали.

      – Уже лучше. Сняли! А теперь продолжаем занятия. Я прошу подойти к доске… вас, – попросила она бурундукового подростка с задней парты, соседа муравьеда Биби-Моки.

      Тот подошёл застенчиво-развязной походкой, держа лапы за спиной.

      – Возьмите мел, уважаемый интернатник, и напишите, как вас зовут.

      Бурундучок