Город счастливых роботов (сборник). Олег Дивов

проблем. Но ведь с ними после совершенно не о чем поговорить! Нет, я лучше тут буду. Тут хотя бы похоже на книжки ваших классиков. Хотя бы понимаешь, что нельзя расслабляться, потому что в любую секунду все может накрыться медным тазом. Это мотивирует, не правда ли?

      – Знаешь, Маклелланд, – говорю, – по-моему, Россия тебя испортила. Ты слишком долго сидел вместе с нами на берегу реки. Завел бы хоть врагов для начала.

      Кен подумал и отвечает:

      – Враги сами приплывут. Зато поблизости уже построили завод!

      И ждет, чего я на это скажу, хитрая нерусская морда.

      А меня вдруг тоска берет. Это чтобы на заборах рисовать, ничего особенного не надо, а с моими запросами – прямая дорога на завод. У нас все, что связано с автомобилями, крутится вокруг него. Там я найду полезные контакты, да еще и заработаю в поте лица своего начальный капитал. Там Михалыч, друг сердечный, прямо с конвейера идет в мастерские гоночной команды и успел уже всем растрепать, как я здорово рисую. В автоспорте художник – человек важнейший, без него команда просто небоеспособна: ну сами подумайте, вдруг ехать надо, а у нас не нарисовано ни фига – ни кто едет, ни за чьи деньги едет…

      В конце концов, Михалычу на заводе скучно без меня. И Кену будет скучно без меня.

      И я люблю автомобили, черт возьми, и вовсе не против делать их своими руками, а маленький был – так просто мечтал. У нас это в порядке вещей, мы ведь «левые». Все нормальные парни из гаражей с Левобережья хоть недолго, но постояли на конвейере. Это как в армию сходить – знак левобережного качества. Правда, сейчас заводские ругают пиндосов еще больше, чем раньше, но я-то знаю американцев как облупленных. И нездоровая обстановка на заводе меня не пугает. Я отвечу на нее здоровым цинизмом. Нам с Кеном главное – держаться рядом, побыстрее освоиться на конвейере и прибиться к Михалычу. На Кена не разинет варежку ни один пиндос, на меня – ни один русский. Потом еще Джейн придет, и сложится у нас мафия всем на зависть.

      Только вот… Была в этом некая обреченность. Покорность судьбе. Все вокруг хотели на завод, ну прямо каждый, а мы с Кеном эту детскую мечту уже переросли. Может, научились глядеть дальше и видеть больше. Но внезапно и для нас пропел гудок заводской, как говорится…

      – Ладно, – сказал я, – пойдем, склепаем для себя пару цитрусов.

      В общем, мы еще немного выпили и двинули на завод.

* * *

      Есть фотография, на которой мы рядом все четверо – одноклассники, выпускники, празднично одетые и очевидно счастливые. Кен: стройный, широкоплечий, лицо не по-русски прямоугольное, но очень привлекательное – харизма, что тут скажешь, – пронзительно-голубые глаза, непокорные вихры цвета темного меда. Михалыч: громадина эдакая, типичный фольклорный богатырь, красавец, пепельный блондин, словно с картины Зверева, он даже стоит как-то осторожно, чтобы ничего не сломать, и при этом неуловимо похож на большую мягкую игрушку – видно, что добрый человек. Джейн: чуть вздернутый носик, четко очерченные скулы, уверенный ярко-зеленый взгляд, неповторимый,