Продаются ботиночки. Виктория Мальцева

зя-а-али! Это Гугл парень! Я бы сейчас орал во всю глотку – пусть Москва и Подмосковье знают: «МЕНЯ ВЗЯ-А-АЛИ!». Нет, и всё-таки ты везучий сукин сын! Надо же… проекты в портфолио одинаковые, образование идентичное, опыт тоже похож – тебя они хотят, меня нет. Почему?

      – Понятия не имею, – трясу башкой.

      – Может, я рожей не вышел?

      – У них там толерантность… black life matters и всё такое.

      – Слушай, ты это… когда там будешь… замолвишь за меня словечко?

      – Замолвлю.

      Тюбик, он же Карнаухов, он же Слава, он же коллега и компаньон по обеденному перерыву – в целом занятный и не напрягающий персонаж. Обычно его лепет или… очередной трепет отлично развлекают в процессе принятия пищи, отвлекают на время от рабочих задач, потому что мой мозг даже в исключительно физиологические моменты занят продумыванием алгоритмов. «Креативность – это не творчество, это активный поиск возможностей сделать жизнь пользователя проще, лучше, приятнее» – девиз арт-директора Геннадия Артемьева и моей почти уже бывшей конторы.

      – И что… если не секрет, прям двести штук дали на старт?

      – Четыреста восемьдесят шесть.

      – Мать… …. …. Это на сколько больше, чем здесь?

      – В пятнадцать раз.

      – На какой уровень ты попал?

      – Шестой.

      – А подавался на пятый?

      – Да.

      – Ну, знаешь… Ты когда уезжаешь-то?

      – По контракту должен доработать две недели и могу валить.

      – И?

      – Сразу и уеду.

      – Вот так сразу?

      Славик ненадолго замолкает и даже становится серьёзным.

      – Только не говори, что тебе будет меня не хватать! – его внезапная серьёзность трогает и веселит одновременно.

      – Что, совсем ничто не держит? – спрашивает вдруг.

      Меня бросает в жар. Какой… меткий вопрос задан! Словно я опять на панельном интервью, и трое прожжённых эйчаров тыкают в меня психологическими зондами.

      – Квартиры своей нет. Имущества особо тоже… машину продам. Велик и кое-какое спортивное снаряжение, если хочешь, можешь забрать себе.

      – Заберу, спасибо. Родственники? Ты никогда о них не говорил…

      – Только дальние. И не в Москве. Да я их, честно говоря, никогда и не видел.

      – Что, и личной жизни нет? А Лана?

      Я пожимаю плечами.

      – Ну, брат, ты даёшь. Выходит, и впрямь ничто не держит.

      Помолчав с минуту, Славик считает уместным добавить:

      – Я всегда знал, что ты гений и немного того… дикий что ли, – смеётся, – но что б до такой степени…

      – Слава, ты никому пока не говори. Особенно начальству.

      – Звучит так, будто ты не уверен… Не дури, ладно? Но, замётано, брат.

      Глава 2

      Вечером, когда мы, закинув рюкзаки на спину, спускаемся в лифте, он снова давит на больную мозоль.

      – Знаешь, смотрю я на тебя сегодня, и какой-то ты сам не свой.

      – Неспокойно что-то. Как-то.

      – Из-за чего?

      – Не знаю.

      В стену лифта вмонтировано зеркало. Я в курсе, что оно тут есть, но никогда раньше в него не заглядывал. Сейчас на меня уставилось лицо. На вид лет двадцать восемь, хотя на самом деле только двадцать шесть, радужки карие, вместо зелёных, щёки, бритые только потому, что сегодня с утра была встреча по Зум с рекрутёром, и синяки под глазами, очевидно, по той же причине.

      – Да не парься ты. Английский выучишь, разберёшься. Твои мозги тебя не подведут, я уверен. И всё-таки, не забывай обо мне.

      – Не забуду.

      Интересно, каким я был пять лет назад?

      Я вглядываюсь в собственные глаза и пытаюсь вспомнить. Девчонки в интернате легко мне давались, утверждали, что красавчик. Пацаны считали смазливым и угрожали лишить девственности. Когда угрозы дошли до дела, и передо мной встал выбор драться до полусмерти или поддаться, я свою внешность возненавидел. Тот эпизод имел для меня как ожидаемые последствия – три недели в стационаре, так и неожиданные – авторитет в коллективе. От нового приобретения мне не было никакого проку: девочки давались так же активно, как и раньше, а дружбу я ни с кем не водил, потому что общество самого себя всегда ценил больше.

      В этом она и упрекнула меня тогда. Я это хорошо запомнил.

      – Ты чёрствый чурбан. Тебе никто не нужен, потому что у твоего сердца хватает энергии только чтобы писать код.

      – Думаю, это делают мои мозги. А сердце всего-навсего качает кровь, чтобы в мозг вовремя поступали кислород и глюкоза.

      – Я никогда ещё не встречала настолько холодного человека.

      Мне не нужно никуда идти, даже вставать не нужно: кухня тесная – только руку протяни и шкаф с аптечкой к твоим услугам.

      Она молча смотрит, как я распаковываю градусник и засовываю себе в рот.

      – Говорят,