Парень без понедельника. Хван Хи

ремени. Увязший в ней человек не может по своей воле перемещаться в конкретное время в прошлое или будущее, а только повторно проживает один и тот же отрезок времени, каждый раз возвращаясь к его началу, крутясь словно белка в колесе. Поэтому словосочетание «временная петля» употребляется с глаголом «попасть» и предлогом «в». Потому что вряд ли кто-то добровольно захотел бы бесконечно переживать один и тот же отрезок времени. С повторением временной петли Время само постепенно начинает обладать сознанием, из-за чего прошлое и будущее потихоньку изменяются. По этой причине временная петля может быть небезопасна.

      Воскресенье

      Под разбитым носом запеклась кровь. Одна сторона бледного лица порозовела, как после сильной пощечины, взгляд был встревоженный, словно она сбежала от чего-то ужасного. На заплаканном лице изогнулись в презрительной усмешке алые губы. На торчащих из-под шорт тощих ногах виднелись покрытые корками шрамы и темно-синие следы синяков.

      Она зашла в круглосуточный магазин. Часы на стене напротив входа показывали 7 часов 35 минут. Было утро понедельника.

      Перед кассой выстроилась очередь из пяти-шести человек. Когда Ынсе вошла, продавец слегка скосил взгляд в сторону двери, и она, закусив губу, как можно скорее отвела глаза. Он снова переключил внимание на телевизор. Посетители, к счастью, тоже были увлечены происходившим на экране и не обратили на Ынсе никакого внимания. Успокоенная этим равнодушием, она направилась к витрине с напитками.

      Взяв бутылку воды, она сразу же с жадностью начала пить. Когда в бутылке осталось не больше половины, Ынсе закрутила крышку и убрала ее в карман куртки. Затем она направилась к стойке с лекарствами, где взяла пластырь. Приклеив его на разбитую переносицу, она направилась к кассе, чтобы расплатиться.

      Когда Ынсе двигалась, на покрытой ушибами внутренней стороне бедра то и дело показывались тату-надписи на английском: “Time travelling” («Путешествую во времени»), “I am a girl” («Я девушка»), “The fucking ugly life” («Эта гребаная уродская жизнь»), на затылке неровно обрезанные в градуированное каре волосы свисали, словно крылья черной птицы. По мере того как очередь сокращалась, Ынсе все сильнее закусывала губу.

      И продавец, и покупатели завороженно смотрели утренние новости.

      – Найдена шестая голова…

      Диктор говорил о серийных убийствах, совершаемых так называемым Ангелом-карателем. «Уже шестая…» – про себя удивилась Ынсе. Внизу экрана показали лицо жертвы.

      Доставая из кармана бутылку, чтобы расплатиться, Ынсе бросила рассеянный взгляд на фотографию.

      – В пакете с шестой головой было обнаружено кимчи.

      Бледное лицо девушки окаменело. Ресницы, окаймлявшие черные глаза, задрожали.

      «Не может быть…»

      Услышав о том, что голова жертвы была найдена в пакете вместе с кимчи, Ынсе прикрыла рот рукой и резко отшатнулась. Бутылка выпала из ее рук и с гулким звуком ударилась об пол. Продавец и несколько покупателей обернулись в ее сторону, но быстро потеряли интерес и перевели глаза обратно на экран.

      – Жертва – некая Ким, владелица ресторанчика неподалеку от Университета иностранных языков. Она была членом защищающей права ЛГБТ организации «Нормальные сердца» и занималась подготовкой первого в Корее фестиваля квир-культуры. В черном полиэтиленовом пакете, в котором была обнаружена голова, содержалась оставленная убийцей записка, обвиняющая жертву в том, что она «осквернила имя Божье». Напоминаем, что полиция открыла горячую линию для звонков по делу Ангела-карателя. Анонимные сообщения тоже разрешены.

      Тело, лежавшее в ванной под черным пакетом, принадлежало шестой жертве? Это значит, отец – Ангел-каратель? Хотя она знала, что и черный полиэтиленовый пакет, и отрезанные головы были почерком Ангела, в тот момент Ынсе была как будто не в себе и даже не задумалась, что отец может быть с этим как-то связан. Ее ярко-алые губы задрожали. Ей стало нечем дышать.

      Она выскочила из магазина, согнулась пополам, и ее вырвало с такой силой, что казалось, все органы вот-вот выскочат наружу.

      – Внемлите истине Евангелия, смойте грехи кровью Иисуса и поверьте в него, – донесся до нее приближающийся голос.

      Едва Ынсе немного пришла в себя и начала подниматься, как ей в лицо подсунули флаер: «Гей-бар, хост-бар, клуб для трансгендеров, 25 % мультискидка». Эти рекламные листовки – грязные, растоптанные и порванные – выглядели так, будто проповедница их где-то подобрала. «Говорит про Евангелие, но сует флаеры со скидками в гей-бары… Что за чушь?» – удивилась Ынсе.

      Проповедницей оказалась невысокая худая женщина лет пятидесяти, с короткими, выкрашенными в красный волосами. На бледном, словно у гейши, лице выделялись красные тени на веках и накрашенные ярко-алой помадой губы. Она походила на сумасшедшую, сжимая в руках что-то напоминающее коробку из-под печенья и ворох смятых газет и листовок, которые выглядели так, будто она вытащила их из мусорки.

      – Тебе надо поверить Иисусу. Тогда обретешь Спасение и попадешь в Рай.

      Проповедница пристально уставилась на Ынсе. На ее веках