Ловкая бестия. Марина Серова

вое левое ухо.

      Пусть скажет спасибо, что дешево отделался, – в этот раз я не надела итальянские сапожки с железными нашлепками на подошве.

      А если еще вспомнить про спецобувь, которую я использую крайне редко, – с особыми пазами для вставных ножевых лезвий и мини-шприцев с нервно-паралитическим снадобьем, предназначенным для усмирения таких вот придурков, – то этому рыжему пришлось бы куда хуже.

      – Пусти, сука, ну пусти же! – хрипел он, извиваясь от боли.

      – Да пожалуйста, – пожала я плечами и перевела носок своего ботинка с его уха на асфальт, – шагай себе на здоровье и впредь будь паинькой.

      Но он не внял моему совету. Как я, впрочем, и предполагала.

      А ведь все начиналось вполне невинно, и, видит Бог, не моя вина в том, что эти двое нарвались на такие неприятности.

      Если говорить в двух словах, дело было так. Я мирно покупала фасоль на уличном лотке, никого не трогала, а эти парни проходили мимо.

      Первый толкнул меня плечом, когда я вынимала мелочь, чтобы расплатиться.

      Белые и желтые монетки веером разлетелись из моей ладони по окрестным лужицам, так что к ним даже подскочили голодные сизые голуби, думая, что добрая тетя вознамерилась покормить пташек хлебушком. Но птичкам не подфартило в этот раз.

      Я чертыхнулась парню в спину и заворчала, что неплохо бы и извиниться, да и вообще…

      Он, само собой, не среагировал, да я и не очень настаивала. Но когда его приятель, бредя следом, заехал мне локтем в бок и я просыпала всю купленную мной фасоль, мое терпение лопнуло.

      Тем более что второй – им был рыжий парень лет девятнадцати – при этом усмехнулся и как ни в чем не бывало бросился догонять своего кореша.

      Тут уж я не стерпела.

      Во мне словно включился особенный механизм, давно не использованный, но отнюдь не вышедший из строя, который вживили в меня несколько лет назад во время учебы в подмосковном летнем лагере.

      Я вовсе не бросилась с криком за ними следом. Наоборот, спокойно пошла обычным шагом, сливаясь с прохожими и стараясь держаться потока, который двигался возле стены, – мои обидчики шли по центру тротуара, и я заметила, что рыжий пару раз оглянулся.

      Дождавшись, пока эта парочка пройдет на зеленый светофор, я притормозила на перекрестке. На всякий случай я сдернула с головы вязаную шапочку и, одним движением распустив волосы, осталась стоять, ожидая, пока закончится поток автомобилей.

      Через два квартала я чуть ускорила шаг. Почти поравнявшись с ними на повороте, я прибавила скорость, двумя легкими прыжками подскочила к рыжему и, вывернув ему сзади руку, отбросила направо – в подворотню, что возле закрытой на ремонт парикмахерской.

      Он не успел издать ни звука, а сворачивающие за угол прохожие ничего не заметили.

      С размаху шарахнувшись спиной о стену, рыжий сначала вылупил на меня свои глупые глаза, а потом, хохотнув, проговорил:

      – Ты че, мать, в больнице давно не лежала или тебе жить надоело?

      Вопрос требовал не ответа, а действий. Я не стала качать права и требовать извинений – и так все ясно, зачем же время попусту терять?

      Тем паче что второй придурок, заметив неожиданное отсутствие своего приятеля, уже завалился в наш тихий уголок и с угрожающим видом шел на меня, расправив свои широкие плечи.

      – Витек, че этой старухе от нас надо, а? – якобы удивленно вопросил рыжий.

      Я не считаю, что двадцать восемь лет – это преклонный возраст, но «старуху» я пропустила мимо ушей и взяла быка за рога. Вернее, одного из этих двух козлов за ресницы и с силой дернула веко вверх.

      Пока рыжий не очухался, моя левая рука зажала его кадык между указательным и большим пальцем. У меня было большое желание не ограничиваться таким мягким воздействием, а двинуть ему по адамову яблоку кромкой кисти так, чтобы он в последние минуты жизни смог понять, что у него разорвано дыхательное горло.

      Но я все же сдержалась.

      Некоторые молодые люди иногда поддаются обучению, и самые крайние меры должны применяться только после того, как будут использованы все прочие воспитательные приемы. И я решила, что сильно калечить не буду.

      Так что я правильно поступила, лишь врезав ему краем ботинка по кости в самом подъеме ноги. Если и образуется небольшой перелом, то предплюсна быстро заживает, это всем известно.

      На все про все ушло две секунды. К чести приятеля рыжего – жгучего брюнета с претензией на кудряшки, – он довольно быстро среагировал и бросился на помощь. Ну-ну, покажи, как ты это себе представляешь.

      Но он не придумал ничего лучше, как обхватить меня сзади за руки.

      На редкость глупое решение. Он прямо-таки провоцировал меня на то, чтобы я резко влепила ему своим затылком по носу.

      Тогда наш кудрявый баранчик на мгновение ослабил хватку и, одурев от боли, зачем-то схватил меня за руку своей цепкой и влажной ладонью.

      Рука – место довольно уязвимое, так уж мы устроены. И он не мог этого не знать.